Под прусским орлом над Берлинским пеплом - ATSH

видела никаких проблем в том, чтобы привести в порядок это старьё, и, казалось, была полна энтузиазма. Она подошла к краю двора, где порывы ветра были сильнее, и, встав так, чтобы ветер дул от неё, принялась энергично вытряхивать бельё, словно отгоняя от него злых духов. Из тканей, вместе с клубами многовековой пыли, полетели истлевшие нитки и целые куски материи, создавая вокруг нее какое-то подобие пылевого облака. И всё это, подхваченное ветром, неслось прямо на меня, осыпая с ног до головы. Пыль оседала на волосах, одежде, и мне даже пришлось зажмурить глаза, чтобы она не попала в них. — Беренфутта! — сердито воскликнул я, отряхиваясь и прикрывая лицо рукой, чтобы защититься от этой пыльной бури. Меня раздражала ее беспечность и то, что она не обращала никакого внимания на мои протесты. — Сейчас, подожди, осталось чуть-чуть, — крикнула она в ответ, не прекращая своего занятия, словно не слышала моего возмущения. В следующее мгновение, после очередного мощного взмаха простынёй, большая её часть с тихим треском оторвалась и, подхваченная ветром, медленно опустилась на землю, оставив в руках Беренфутты лишь жалкий обрывок, который она держала в своих руках с виноватым видом. — Я лучше полы помою, — произнесла она, неловко улыбаясь и как ни в чем не бывало, снова унеслась в дом, оставив меня отряхиваться от пыли и с удивлением наблюдать за ее действиями. Закончив с ощипыванием, я тщательно выпотрошил фазана, стараясь не повредить его нежную кожу, промыл его под струей ледяной воды из ручья, которая всегда протекала неподалеку, и, насадив на импровизированный вертел из крепкой, но гибкой ветки, принялся обжаривать его над тлеющими углями костра, который я поддерживал, периодически подкладывая сухие ветки. Сделав несколько глубоких надрезов на тушке, я воткнул в них веточки ароматных трав, собранных ранее, чтобы придать мясу особый вкус и аромат, и наполнить его лесным духом. Этот процесс был похож на какой-то древний обряд, и в тот момент я почувствовал связь с прошлым, с теми временами, когда огонь был главным источником тепла и жизни. Несмотря на то, что я был занят готовкой, мысли мои постоянно возвращались к Линдси. Я то и дело бросал обеспокоенные взгляды на ворота усадьбы, ожидая увидеть знакомый силуэт своей собаки, ее стремительную и грациозную походку, и ее радостный виляющий хвост. Ее долгое отсутствие вызывало во мне нарастающее беспокойство, и я не мог отделаться от чувства, что что-то не так. Я уже начинал жалеть, что позволил ей убежать в лес. Вдруг, со стороны дома послышался очередной грохот, более громкий и продолжительный, чем прежде. Это заставило меня окончательно отвлечься от готовки и насторожиться. Оставив фазана медленно подрумяниваться на вертеле, следя за тем, чтобы он не подгорел, я поднялся на ноги и решительно направился в сторону леса, желая убедиться, что с Линдси все в порядке. Я старался не отходить слишком далеко от усадьбы, чтобы не упустить из виду фазана, медленно вращающегося над костром, и чтобы не пропустить возвращения моей собаки. Обойдя по широкой дуге вокруг дома, я зорко вглядывался в чащу, надеясь увидеть Линдси, или хотя бы услышать ее лай. Каждая ветка, каждый шорох листьев заставляли меня вздрагивать, но, к сожалению, мои надежды не оправдывались. — Линдси! — громко позвал я, вернувшись к воротам, но ответом мне была лишь тишина. Эта тишина давила на меня, и мое беспокойство усиливалось с каждой секундой. В этот самый момент из дома вышла Беренфутта. Вид у неё был решительный и немного взволнованный, что сразу бросилось мне в глаза. Она словно что-то задумала, и я не знал, чего от нее ожидать. — Пол я помыла, а теперь мне пора идти, — объявила она, не останавливаясь и не глядя на меня. Она быстро пересекла двор, направляясь к выходу, словно её там кто-то ждал. Её слова прозвучали как-то скомканно и отрывисто, будто она спешила поскорее уйти, стараясь не задерживаться ни секунды больше, чем это было необходимо. Не дожидаясь моего ответа и не обращая внимания на мою растерянность, она рывком распахнула ворота и выскочила на улицу, не оглядываясь, словно убегала от чего-то страшного и пугающего. Ее движения были резкими и поспешными, как будто она была напугана и стремилась как можно скорее покинуть это место. — А фазан? — крикнул я ей вслед, чувствуя себя озадаченным её поспешным уходом и резкой сменой настроения. Я не понимал, что могло так внезапно ее переменить. — Сам ешь, — нервно бросила Беренфутта через плечо, не сбавляя шага, даже не замедляясь, чтобы поговорить со мной. Её голос звучал раздраженно, и в нём сквозило какое-то непонятное беспокойство, которое, казалось, охватило ее внезапно. Несколько мгновений спустя она скрылась за деревьями, оставив меня в полном недоумении и с массой вопросов, на которые я не мог найти ответа. — Какая странная, — пробормотал я себе под нос, пожимая плечами, чувствуя себя совершенно сбитым с толку ее поведением. Я не мог понять, что заставило ее так резко уйти, после того, как она сама вызвалась помочь мне. И снова, в который раз за этот вечер, отчаявшись найти ответ в ее действиях, я позвал: — Линдси! — Мой голос эхом разнесся по округе, отражаясь от деревьев, но ответа по-прежнему не было. Тревога за собаку вновь охватила меня с новой силой, и я чувствовал, что не могу больше медлить. Я вернулся к костру, потрескивающему и отбрасывающему мерцающие тени на окружающие деревья, создавая вокруг таинственную и немного зловещую атмосферу. Осторожно, чтобы не обжечься, я перевернул на вертеле румяного фазана, от которого исходил соблазнительный аромат жареного мяса, смешанный с запахом дыма и трав. Убедившись, что дичь готовится равномерно, я отступил на шаг и направился к куче грязных тряпок, сваленных неподалеку. С отвращением подцепив их кончиком палки, стараясь не прикасаться к ним, я быстрым шагом отнес их к высоким кованым воротам, ограждавшим мой участок. С силой зашвырнув бесполезный хлам за пределы ограды, я с удовлетворением наблюдал, как тряпки, едва коснувшись земли по ту сторону ворот, мгновенно рассыпались в серую пыль, словно превратились в прах, как и вся эта история с уборкой. Не успел я отойти от ворот, как из-за густых крон деревьев, окружавших мой дом, раздался радостный, заливистый лай. Сердце дрогнуло, и в следующее мгновение я увидел свою любимую собаку, что со всех ног мчалась ко мне, виляя хвостом и расплываясь в собачьей улыбке, которая