Источник счастья. Небо над бездной - Полина Дашкова

Последовал изящный прыжок, от перекладин к кольцу наверевке. Длинный пышный хвост взметнулся. Покачавшись на кольце, обезьянкавернулась на перекладину, уселась поудобней и принялась жестикулироватьпередними лапами. Прижала тонкие кисти к щекам, похлопала в ладоши и наконецизобразила открытые объятья, сопроводив их счастливой детской улыбкой.

— Да, папа, это тебе не крыса, — тихо сказала Таня, — онадействительно все понимает. Во-первых, ей понравилось имя. Во-вторых, онапросится на ручки. Сам виноват. Избаловал ее. Возишься с ней, как с младенцем.

— Может, поэтому она и выжила, — Михаил Владимирович открылдверцу клетки. — Иди сюда, Маргоша. Только, пожалуйста, не хулигань.

Обезьянка прыгнула к нему на грудь, вскарабкалась на плечо иприжалась к щеке. Она была размером с белку, весила не больше фунта. С плечаона попыталась перебраться на голову, но профессор взял ее в руки и поднес клампе.

— Ну, смотри, как все хорошо заживает, — сказал он,разглядывая аккуратный крестообразный шрам на выбритой макушке, — и шерстьотрастает, можно больше не подбривать. Скоро ты опять будешь красавицей.

Далеко в прихожей послышался звонок.

— Двенадцатый час. Кого это нелегкая принесла? — проворчалаТаня и вышла из лаборатории.

Оставшись один, Михаил Владимирович вытащил фонендоскоп,стал слушать сердце обезьянки. Оно билось часто, тревожно. Он погладилшелковистую шерсть на спинке.

— Марго, бедная малышка, не я с тобой это сделал, не я, новсе-равно чувствую себя виноватым.

Обезьянка опять перебралась к нему на плечо и что-то быстрозабормотала. За дверью послышались шаги. Профессор хотел посадить Марго назад,в клетку, но острые коготки крепко вцепились в джемпер.

— Добрый вечер, Михаил Владимирович. Простите за вторжение.А, старая знакомая, мармозетка. Смотрите-ка, жива и отлично выглядит.

На пороге стоял высокий худой человек. Большелобое лицо справильными тонкими чертами, с жесткой линией рта было страшно бледным. Щекиввалились, темно карие глаза казались огромными. Черная, стянутая в талииремнем косоворотка, брюки, заправленные в сапоги, выглядели на нем театральнымкостюмом, будто постаревший, иссушенный долгим туберкулезом мальчик издворянской семьи нарядился пролетарием для любительского спектакля.

— Здравствуйте, Глеб Иванович. Что-нибудь случилось?

— Нет нет, не волнуйтесь. Просто хочу вас кое с кемпознакомить.

— Глеб Иванович, опять? Зачем? — профессор жалобноулыбнулся. — Я страшно занят, устаю, мне совершенно некогда вести эти странныеразговоры о магической подземной энергии, чтении мыслей на расстоянии,таинственной Шамбале, стране вечного коммунизма. Да и сил нет. Я старый, мненадо высыпаться, чтобы полноценно работать.

— А, вас замучил товарищ Дельфийский?

— Замучил. Является без приглашения, каждую неделю, сосвоими пифиями. Знаете, я все время путаюсь в них. Старшую, кажется, зовутСтефания. А молоденькие обе Клавдии.

— Наоборот, — рассмеялся гость. — Две Стефании, Клавдияодна. Но вы можете к каждой обращаться пифия. Они отзываются. Скажите, неужеливсе, что говорит Дельфийский, — бред?

— Все, что этот господин говорит, все, что он делает, нестоит вашего внимания, Глеб Иванович. Мне кажется, ему нужна помощь хорошегопсихиатра. И его пифиям тоже.

— Да, грустно, однако вам придется сегодня немного потерпетьобщество товарища Дельфийского и его пифий. Все четверо уже сидят у вас вгостиной, а с ними еще один человек. Психиатр. Надеюсь, что хороший.

Пока они беседовали, Марго мирно заснула на плече профессора.Гость подошел, ласково погладил рыжую гривку. Именно он, Глеб Иванович Бокий,начальник спецотдела ВЧК, несколько месяцев назад принес Михаилу Владимировичуумирающую обезьянку. У нее была страшная, кровоточащая рана на голове. Бокийрассказал, что некто, возомнивший себя хирургом, решил пересадить беднойзверушке человеческий гипофиз. Обезьянке удивительно повезло. Сотрудники ВЧКявились с обыском именно в тот момент, когда некто собирался вскрыть зверькучереп. Делалось это без наркоза. Никто не знал, сколько давать обезьянкехлороформа. Во время допроса он заявил, что его вдохновили опыты профессораСвешникова.

— Иногда наша организация арестовывает и настоящих злодеев,не только безобидных обывателей, — гордо заметил Бокий.

— Ну, вряд ли вы этого некто арестовали за издевательствонад обезьянкой.

— Разумеется, мы пришли к нему по иной причине. Гипофиз онвытащил у живого человека, у своего бывшего любовника, скромного молодоготелеграфиста. Беднягу спасти уже никак не удастся, так пусть хотя бы обезьянкавыживет. Конечно, следовало бы отнести зверушку к ветеринару. Но квартира, вкоторой все это произошло, прямо над вами, и я решил, что не стоит терятьвремя.

Не так страшна была рана, как шок, который пришлось пережитьмармозетке. Некто, возомнивший себя хирургом, был спиритом по фамилии Бубликов.Михаил Владимирович иногда встречался с верхним соседом, но не мог представить,что творится в его квартире.

— Да, мармозетка, безусловно, выздоровела, — сказал Бокий, —как вам удалось ее спасти?

— Исключительно лаской и заботой. Кстати, ее зовут Марго.

— Подходящее имя. Как думаете, сколько ей лет?

— Понятия не имею. Я привык общаться с крысами, кроликами,морскими свинками. Про обезьян ничего не знаю.

— Арестованный злодей сообщил, что мармозетка очень старая,ей одиннадцать лет, а средняя продолжительность жизни у этого подвида не болеедесяти, — задумчиво произнес Бокий, — помнится, у нее была тусклая, сваленнаяшерсть. А теперь шелковая, блестит. Что вы так тяжело вздохнули, МихаилВладимирович?

— Ничего, Глеб Иванович. Пойдемте к гостям.

Москва, 2007

Вечером в своем просторном кабинете на верхнем этажестеклянной офисной башни Петр Борисович Кольт остывал после тяжелыхпереговоров. Давний приятель, губернатор Вуду-Шамбальского автономного округаГерман Ефремович Тамерланов, только что выкатился, оставив Петра Борисовичараздраженным, растерянным и таким усталым, словно это была не дружеская беседа,а разгрузка товарных вагонов.

Тамерланов уговаривал Кольта вложить солидную сумму в некоеноворожденное общественно политическое движение, имеющее пока условное названиеПОЧЦ (Партия общечеловеческих ценностей).

— Петр, ты разве не видишь, что творится? Идетцеленаправленное совращение, растление нации. Наркотики, СПИД, крушение семьи,падение рождаемости. Интернет забит порнографией. Утюг включаешь, оттуда лезеткакой-нибудь пидор, песни поет, пропагандирует свое утонченное мировоззрение.