Время обнимать - Елена Минкина-Тайчер

В том же месяце они расписались с Леной. Начальство консерватории особенно не выступало, закатили строгача по партийной линии, тем дело и закончилось. А немного позже Виктора вызвали в знакомый отдел на личную беседу, пожурили малость за легкомыслие и предложили сдать в горисполком комнату и обе комнаты Лены и получить взамен квартиру. Отдельную добротную квартиру из трех комнат на канале Грибоедова. Лена только ахнула! Ее отца тоже, конечно, прописали в новой квартире, благородно отвели старику уютный угловой кабинет с кожаным диваном и длинными рядами книжных полок, но кабинет почти сразу перешел во владение Виктора, так как старый Чудинов предпочитал зимой и летом жить за городом, в своем теплом доме с просторной террасой и грядками пионов. Тем более еще за год до их переезда на новую квартиру в дачный дом общими усилиями и связями провели горячую воду и построили совмещенный санузел – предел мечтаний всех старых коммунистов из соседних дач. Под детскую в новой квартире отвели теплую комнату рядом с кухней, а самая просторная с двумя огромными окнами досталась Лене, некое соединение спальни, будуара и гостиной. Как шутил Виктор – в зависимости от времени года, количества гостей и настроения хозяйки.

Коллеги по консерватории, стараясь скрыть изумление и зависть, поздравили с новосельем. К Мусе Виктор заходил редко, но деньги переводил каждый месяц и на день рождения Наташи привозил красивый недешевый подарок. Конечно, Муся не знала, что подарки покупает Елена.

Смерть Сталина не слишком потрясла Елену, ведь, сколько бы ни рыдали обезумевшие сограждане, речь шла об очень старом и нездоровом человеке. Придут другие руководители, слава богу, СССР доказал свою силу и мужество, ничто ему больше не угрожает, и впереди счастливая спокойная жизнь.

Да разве можно было думать иначе? Она росла в семье старого коммуниста, вступила в партию на фронте в январе 1944 года, любила свою самую передовую страну и гордилась ею вместе с миллионами советских людей. Сергей Александрович Чудинов с первого до последнего дня отслужил в блокадном Ленинграде, Елена с семнадцати лет воевала, смерть мамы, ранения и награды за мужество делали их семью исключительной, а благополучие послевоенной жизни справедливо заслуженным. Только историю с арестом саратовских товарищей-коммунистов старались обходить молчанием, слишком она не вписывалась в перечень побед и заслуг.

В первый год знакомства Лена была удивлена непривычной свободой Виктора, его поездками за границу по работе. Она прекрасно знала, что на международные музыкальные конкурсы не только молодых преподавателей, но руководителей коллективов редко посылают. А получение прекрасной квартиры взамен жилища в коммуналке даже немного напугало. Вот тебе и скромный Приходько!

– Витя, скажи правду, ты служишь в органах?

– Я служу Родине, всю свою жизнь честно служу Родине, и она ценит мой труд. Все нормально, не волнуйся.

– Витя, ты… ты разведчик?! Ты получаешь специальные задания? Это очень опасно?!

– Леночка, кажется, ты насмотрелась шпионских фильмов. «Разведчики, задания»! Я хороший преподаватель, кандидат наук, состою в жюри музыкальных конкурсов, отсюда и поездки. Иногда случается опознать врага, сумевшего бежать от возмездия, не более того. Совершенно безопасно, не имеет большого значения и никогда ни с кем не обсуждается, не правда ли, милая? Посмотри, Гулька на диван карабкается, сейчас точно свергнется головой об пол!

Кто мог представить, что подписание Варшавского договора в мае 1955-го может стать личным счастьем молодой советской актрисы? Нет, все-таки главное везение началось с прихода нового режиссера. В течение многих лет их традиционный, основанный еще до революции театр умирал, как умирает старый больной человек, – постепенно и неотвратимо. Руководители сменялись, словно времена года, заслуженные немолодые актеры, пережившие войну в эвакуации, продолжали претендовать на все роли, будь то Катерина в «Грозе» или чеховский Треплев. Даже постановка в 1955 году пьесы Гауптмана «Перед заходом солнца», где Лена получила роль Инкен, казалась не более чем временной отсрочкой. И вдруг приходит никому не известный провинциальный режиссер, нахальный и бесстрашный, как все молодые, и начинаются потрясающие перемены – новая заведующая литчастью, новый неподкупный директор театра, новый репертуар. Проходит всего год, и Лена получает Мону в «Безымянной звезде», потом Настасью Филипповну в «Идиоте» (благо треть старого состава с почетом отправлена на пенсию), публика рукоплещет, билетов не достать! Исполнять Мону с ее кокетливым очарованием и трезвым холодным предательством было по-настоящему интересно, не то что роковую Настасью Филипповну, утонувшую в страстях и монологах. Лену давно раздражали безумные герои Достоевского, их вымученная истерическая любовь, желание унизиться и унизить, надуманные рассуждения о сверхчеловеке из уст мелкого жалкого подонка. Будто нормальные люди не влюбляются и не убивают себе подобных. Даже дура Катерина казалась милее! Лена в ее роли так страстно хлопала глазами, так замирала от восторга и умиления при виде тупого Бориса, что вопреки трагическому сюжету зрители сразу начинали хохотать, и с ними вместе хохотал за кулисами счастливый режиссер. Настоящая прекрасная жизнь-театр, в ней женщины, мужчины – все актеры… И каждый не одну играет роль… – как сказал Шекспир.

Следующей весной труппа начала выезжать на зарубежные гастроли. В первую очередь в страны Варшавского договора.

Сначала Лена немного разочаровалась – вместо обещанной Югославии в плане на май стояла Болгария. Ах, что привередничать – неделя в Софии, поездка на побережье, Черное море, солнце и песок! Денег меняют мало, но все-таки можно купить что-нибудь европейское. И Гульке ботинки.

Их встречала делегация деятелей культуры и партийного руководства, и еще от Димитровского Союза молодежи приехал высокий невозможно красивый парень в светлой рубашке с распахнутым воротом. Вот на ворот Лена в первую очередь и обратила внимание – ни галстука, ни обязательного как униформа темного костюма, молодец парень! И даже когда он начал встречать ее после каждого спектакля с букетом незнакомых ярких цветов, не слишком задумалась – такая работа у человека, прием иностранных гостей, тем более артистов. После сумрачного дождливого Ленинграда Елена упивалась теплом и пронзительно ярким солнцем, лицо сразу обгорело, темные выходные туфли казались неуместными, как галоши, и, наплевав на приличия, она разгуливала в купленных на базаре белых парусиновых тапках на босу ногу. Вот с базара и начался ее поздний роман, отчаянное безумие, странная непостижимая мука, какой уже не ждала и ждать не могла.

Его звали Стоян, и пока они слонялись среди повозок с зеленью и ранними помидорами, а потом спешили к автобусу, Лена успела узнать все на свете – как прекрасно родиться младшим сыном в большой семье, сколько нужно учиться, чтобы стать хорошим агрономом, как может война изменить планы и судьбу. И что имя Стоян означает стойкий. Поэтому пусть она не надеется, что он смирится и легко откажется от самой прекрасной, самой потрясающей женщины. Пожалуйста, не гоните меня!

И когда автобус тронулся в путь от гостеприимной, но скучноватой Софии к морю, и когда долго катил вдоль весенних полей, тормозил, подпрыгивал, останавливался на перекур, она каждую минуту чувствовала жар его присутствия, его взгляд, невидимую нить притяжения и невозможной необъяснимой радости. Курортная зона в Варне еще только строилась, да и сам город в те годы звался Сталин, но советских актеров прекрасно разместили в недавно открытом пансионате. Соседка Лены по комнате, ворчливая и не слишком молодая актриса второго плана, сразу после ужина отправилась спать, никаких мероприятий не намечалось, но как можно было торчать в комнате в такой звездный теплый вечер?! Море шумело рядом, черное и бездонное, и только отблеск луны освещал воду, но не зеленым цветом как у Куинджи, а холодным и серебристым. Конечно, он тоже не спал, он рванулся ей навстречу, подхватил, закутал огромным мягким полотенцем.