Окно - Амелия Бранскилл

Слишком близко или слишком далеко. Может, на самом деле не существует промежуточного варианта, не существует безопасной зоны. Как только начинаешь наблюдать за людьми, рано или поздно увидишь то, чего не хочешь видеть, и потом не знаешь, что делать с этой информацией.

Участие в спортивной команде дало мне неожиданное преимущество: у меня появился повод выходить из дома, не вызывая подозрений. Достаточно было надеть спортивные штаны и кроссовки и сказать, что иду на пробежку, – и ни у кого не возникало вопросов. Не нужно было объяснять родителям, как тяжело иногда находиться дома, что без Анны дом словно съежился, а его стены будто давят на меня.

Обычно я прикидывалась, что занимаюсь бегом, только находясь в паре кварталов от дома, пока не удалялась от него на безопасное расстояние. Затем я просто гуляла или сидела в парке, пытаясь придумать, как бы прихватить с собой книгу, не вызывая подозрений. Но в воскресенье я обнаружила, что продолжаю бежать, хотя давно уже могла бы остановиться. Наверное, дело в погоде, подумала я, сегодня солнечно, не слишком холодно и дует легкий ветерок. Это день, когда впервые запахло весной, а бег из нудной обязанности и повода вырваться из дома превратился в осмысленное занятие, которое понемногу начинает у меня получаться. Я по-прежнему чувствовала тяжесть в ногах, но у меня появилось больше уверенности, больше силы, чем раньше.

Я как раз бежала по одному из немногих ровных участков тротуара, когда из-за угла появился Ник. Он бежал в мою сторону, сосредоточенно опустив голову. Я подумала, что стоит тоже опустить голову и пронестись мимо. Но потом я вспомнила, как мы сидели в коридоре, разговаривая про Анну. Я шумно откашлялась. Он вскинул голову и затормозил в паре метров от меня.

– Привет, – сказала я.

Внезапно я ощутила, что не знаю, куда деть руки, и крепко обхватила себя.

– Привет, – ответил он. – Так ты, значит, бегунья?

– Формально, наверное, да. – Я гордилась тем, как уверенно звучал мой голос, и даже расслабила руки. – А ты?

Он скромно пожал плечами:

– Я стараюсь пробегать несколько километров каждый день, а на выходных и побольше. Для баскетбола это полезно – ну, знаешь, держать себя в форме.

– Разумно, – согласилась я.

В баскетболе я не очень разбиралась, но, наверное, бег – хорошая разминка, когда занимаешься другими видами спорта. Ну, кроме стрельбы из лука. Или гольфа.

Мы немного помолчали, переминаясь с ноги на ногу. Та мимолетная непринужденность, которая объединила нас, когда мы сидели в коридоре, исчезла, и теперь мы оба не знали, что сказать.

Потом он улыбнулся:

– Хочешь наперегонки?

Хочу ли я побежать с ним наперегонки? Мне такое даже в голову не приходило.

– Наверное, – произнесла я. – Если ты не расстроишься, когда проиграешь.

Он рассмеялся:

– Ух ты! Похоже, кто-то хлебнул энергетика с утра.

Я покачала головой:

– Вообще-то я ела хлопья с изюмом.

Он открыл рот и снова его закрыл. Я с опозданием осознала, что он пошутил. И внезапно мне больше всего захотелось снова пуститься бежать.

– Постарайся не отставать, – сказала я ему и побежала мимо него, стараясь задать хороший темп.

Какое-то время я даже не была уверена, последовал ли он за мной или я бегу по парку в гордом одиночестве. Потом я оглянулась и обнаружила, что он бежит следом, совсем рядом.

Вскоре мы выбежали из парка и помчались по старой тропе, которая шла у реки, извиваясь вдоль полей и пастбищ. Через некоторое время оказалось, что мы бежим очень близко, то и дело один из нас вырывался вперед, но мы не обгоняли друг друга по-настоящему.

Бежать рядом с ним было легко и даже приятно. Словно сложился какой-то ритм, последовательность движений, которая нас объединяла. Он назвал меня бегуньей, и мне это понравилось. Понравилось, что, может, я ей и правда являюсь или, по крайней мере, могу стать. Но в конце концов мои легкие сначала вежливо, а потом весьма настоятельно напомнили, что мне нужен перерыв. Я замедлилась, побежав трусцой, а затем вовсе остановилась, упираясь руками в бедра, пытаясь устоять перед искушением плюхнуться на траву и хватать ртом воздух, как утопающий.

Ник тоже остановился и наклонился, пытаясь перевести дыхание.

– У тебя неплохо получается, – выговорил он, тяжело дыша.

– Не очень, но я стараюсь, – ответила я. – Понемногу.

Меня хватало только на короткие предложения.

– А я почти поверил.

Из-за усталости мы оба какое-то время молчали, но потом отдышались, и мне показалось, что мы можем снова заговорить. Я чувствовала себя настолько уставшей и расслабленной, что общение с Ником уже не пугало меня, как раньше.

– Нам понравилась запеканка, которую сделала твоя мама, – сказала я. – Лучшая из всех, что нам прислали.

Мне было приятно, что я наконец-то смогла ему это сообщить. С опозданием на пару месяцев, но лучше поздно, чем никогда. Он озадаченно посмотрел на меня, а потом улыбнулся:

– О, это делала не мама. Это запеканка по папиному сверхсекретному рецепту. Он относится к этому очень серьезно.

– Твой папа готовит?

В теории я знала, что мужчины могут готовить, но сомневалась в существовании таких мужчин. Бёрдтон вряд ли можно назвать прогрессивным в этом плане, как и во многих других вопросах.

– Только если считает, что мы это заслужили, – сказал он. – А это не так уж часто.

– И часто вы угощаете других?

– Не очень. Мама иногда устраивает распродажу выпечки для церкви, и только. А папа обычно готовит только для нас.

– Так почему же мы удостоились такой чести?

Он отвел взгляд и уставился на горизонт:

– Потому что я его попросил.

Это был простой прямолинейный ответ, в котором таилось множество смыслов. Глядя на профиль Ника, я задумалась: а что бы случилось, если бы он рассказал Анне о своих чувствах? Может, это не изменило бы ничего. Может, она уже тогда была влюблена в мистера Мэтьюса или кого-нибудь еще и у Ника не было никаких шансов. А может, это изменило бы все.

Я осторожно выпрямилась и принялась разминаться. Через несколько секунд Ник последовал моему примеру. Мы неспешно побежали обратно в парк. Я думала, что мы забрались не так уж далеко, но теперь, когда мы устали и двигались медленнее, казалось, что маршрут, пока мы отдыхали, заметно удлинился.

– Что ж, мне сюда, – произнес он, показывая на север.

– Ага. А мне сюда. – Я показала на юг.

– Ладно. Ну что, на следующей неделе в то же время?

– Ладно, – согласилась я, не вполне понимая, что это – искреннее предложение или попытка сделать прощание менее неловким.