Возвращение Пираньи - Александр Бушков

– Так... – задумалась Кончита, прижавшисьтеснее. – Что бы тебе на это сказал дедушка? Она тебя любила?

– Думаю, да.

– Думает он, видите ли... Ох, мужчины... Н-ну... Будь этокто-то, кого ты убил, можно сразу уверенно говорить, что он тебе пророчит беду.Те, кого ты убиваешь, это уж-жасно любят, заявиться в самый неподходящиймомент, беду напророчить. А если жена, любящая... Хм, она тебя предупреждает.

– О чем?

– Ну откуда я знаю? Надо ей о чем-то тебя предупредить,понимаешь? Так тебе и сказал бы толковый брухо. А уж плохое там или хорошее...Quien sabe?[6] По-английски это...

– Я знаю, – сказал Мазур, успевший выучить этунезамысловатую фразу, применявшуюся здесь в массе ситуаций и носившуюневероятное множество значений и оттенков. – Но вот о чем...

– Вряд ли есть необходимость беречь верность, – лукавопокосилась Кончита. – Сам подумай, если она тебя любила, ей приятно, чтоты продолжаешь с красивыми женщинами... Если ее все равно нет, это же неизмена, понимаешь? Глупо хранить верность мертвым. И вообще, los muertos e idosno tien amigos...

– Что?

– У мертвых и ушедших нет друзей, – сказалаКончита. – Это такая пословица...

– Черт, верно, – растерянно сказал Мазур.

По крайней мере, к нему эта пословица подходила на все сто –у тех, кто уходит на задание, друзей больше нет...

– Ты весь зажатый, – тихо сказала Кончита. – Небойся, я же тебе говорю, б о л ь ш у ю беду любимая жена не пророчит,предупреждает просто.

– Мне просто показалось, – сказал он, злясь на себя зато, что вновь потихонечку допускал в мозг прежнее ощущение, испытанное там, наплощади. Что чуточку верил, будто видел Ольгу на самом деле.

– Ничего не показалось, – наставительно сказалаКончита. – Значит, приходила она к тебе, глупый...

И, гибко выгнувшись, прильнула к его губам долгим поцелуем.

Как давно известно сведущим людям, главная сложностьслучайных романчиков, платных или бесплатных, заключается в искусстве красиворазойтись утром. Мазуру в этом смысле повезло – у смышленой девчонки, умело ияростно пробивавшейся из грязи в князи, стиль был неплох. Наверняка отработанна неизвестном количестве предшественников, но это, в сущности, неважно.Умеренно-короткие ласки после пробуждения, легкий завтрак с кофе,непринужденная болтовня – все катилось по накатанной, так что Мазурпочувствовал себя совершенно свободно.

В девять утра после деликатного стука в дверь объявилсявторой секретарь, мужчина представительный, холеный и в других обстоятельствахнаверняка надменно державшийся бы со столь плебейскими гостями, зачем-топрикрытыми дипломатическим паспортом. Однако перед Мазуром с Кацубой оноткровенно прогибался и, судя по некоторым наблюдениям, искренне – явно получилот кого-то неизвестного хорошую накачку. Дополнительный штрих в пользусерьезности операции.

– Подожди минутку, – сказала Мазуру Кончита, почти необращая внимания на импозантного дипломата (быть может, искренне считала егочем-то вроде посольского шофера). – Сейчас уедет наш особо скрытныйгость... Полюбоваться хочешь?

Мазур выглянул в окно. На обсаженной эвкалиптами аллее стоялбелый «мерседес», и к нему живенько поспешал невидный субъект в сопровождениидвух квадратных мальчиков, декорированных темными очками.

– Министр земледелия, – беззаботно пояснилаКончита. – Крайне нервный субъект, поскольку женат на состоянии супруги, аона однажды уже грозила разводом. Конечно, кресло у него весьма доходное, но посравнению с деньгами сеньоры – й-ют![7] Вот и бережется...Ну, всего тебе наилучшего. – По-прежнему игнорируя третье лицо, онаприподнялась на цыпочки и звонко чмокнула Мазура в щеку. – И чтобыпризраки больше не навещали...

«С ума сойти, – грустно подсмеиваясь над собой, думалМазур, спускаясь по витой лестнице следом за дипломатом. – Выхожу это яутречком из одного из самых шикарных борделей столицы, смотрю, а из соседнейдвери – сам министр земледелия... Поэма. Обычно воспоминания в сто разпрозаичнее...»

* * *

...И завертелось, закрутилось, с удовольствием бы сказал«понеслось», но все обстояло как раз наоборот – поползло... Теперь вместе совторым секретарем по кругам здешнего бюрократического ада поплелись и они сКацубой, и кругов этих было не семь, как в каноническом аду, а, пожалуй,семижды семь, не считая тупиков, ответвлений и ловушек.

Российские коллеги здешнего крапивного семени выли бы отзависти, узнав в точности, как здесь обставлено дело. Самые любимые присказкиместных чиновничков – «Quien sabe?» и «маньяна» – «завтра». Мазур полагалсначала, что ржавые колеса и прочие приводные ремни начнут вертеться быстрее,если в ход пойдет то, что здесь именуется «мордида», а по-русски – «на лапу»,однако Кацуба обескуражил, авторитетно разъяснив, что мордида помогла быликвидировать процентов двадцать пять волокиты, и не более того. Просто порядкитаковы, и точка...

Однажды оказалось, что их дипломатические паспорта не тольконе помогают, а в парочке случаев даже мешают. Будь у них простые туристскиевизы, сэкономили бы часа три, убитых на визит в мунисипалидад – городскуюуправу. Мазур уже отчаялся хоть капельку понять здешний механизм, покорнотаскался за спутниками по коридорам и кабинетам, механически повторяя то, чтоему подсказывали, подписывая, что подсовывали, а в иных случаях, наоборот,протестуя и отказываясь по наущению Кацубы подписывать – однажды дажедобросовестно орал на пожилую канцелярскую крысу, грозя жалобой личнопрезиденту и дипломатическим скандалом (что на крысу особого впечатления непроизвело, но таковы уж были правила игры – отчего-то именно в этом кабинететребовалось орать, пугая, что из-за этого вот субъекта Россия немедленноразорвет отношения с Санта-Кроче).

Из мунисипалидад отправились в министерство общественныхработ, почему-то ведавшее еще и почтой, – дабы получить закорючку,позволяющую отправлять свою корреспонденцию на каких-то льготных условиях (онивовсе не собирались никому писать, но тем не менее закорючку получить былиобязаны). Оттуда – в министерство здравоохранения, заверить дубликаты своихсвидетельств о прививках.

Разрешение на временное обладание парой самозарядныхвинтовок, парой помповушек и парой револьверов выдали в полицейском управленииза четверть часа. Вот только потом пришлось подниматься на шесть этажей выше,чтобы все эти стволы зарегистрировать, – почему-то не там же, в полиции, ав департаменте общественной безопасности, подчинявшемся той же мунисипалидад,но разместившемся от нее за пять длиннейших кварталов. Мало того, оружие разрешалосьсодержать в готовом к стрельбе состоянии лишь за административными границамистолицы. И посему они потащились еще за два километра, где в конторе, чьеофициальное титулование тут же вылетело у Мазура из головы, скобы, спусковыекрючки, затворы ружей и барабаны револьверов опутали прочными шнурами, украсивкаждый ствол двумя казенными печатями, а потом еще упаковали все по отдельностии свертки опять-таки запечатали, трижды объяснив согласно длиннейшейинструкции, что нарушение печатей в пределах столицы позволяет официально иавтоматически причислить нарушителей к герильеро и прочим антиобщественнымэлементам.