Возвращение Пираньи - Александр Бушков

У входа было тихо и пусто. Правда, едва они подошли квысокому крыльцу, из двери моментально вышел высоченный субъект, красочнонаряженный под гаучо, и выжидательно, словно бы невзначай, заступил дорогу, нопосле пары слов, брошенных Франсуа, живенько посторонился:

– Буэнас тардес, сеньорес...[5]

Внутри было не так уж просторно, но и не тесно, они вошли взал, раздвигая позванивающие ниточки стекляруса, подскочил официант, опять-такинаряженный здешним ковбоем, только без широкополого сомбреро, провел к столику,очевидно, заранее заказанному. Столиков было штук пятнадцать. Стоял полумрак,зал освещали лишь подсвечники на каждом столике и несколько настенных ламп,слева играли невидимые музыканты – даже Мазур, не будучи знатоком, сразуопределил, что это живой оркестр, не пользующийся усилителями. Уютно, в общем.Полукруглая эстрада пуста и погружена во мрак. Рыдающая, невыносимо томнаямузыка тем не менее не мешала разговаривать, не била по ушам. Одернувнепривычный смокинг, Мазур глотнул вина и подумал: «Франсуа прав, коли ужнежданно-негаданно привел бог оказаться в Эдеме, не грех и сорвать пригоршнюплодов послаще, потом и в самом деле можешь оказаться в пустыне, даже без сухойкорочки, которую заменит ящерица, – если только удастся ящерицупоймать...»

Публика подобралась чинная, с явным преобладанием сильногопола. Мазур посмотрел на стоявшие перед ним тарелки, мысленно почесал взатылке. Кацуба, не страдавший комплексами, задал вслух тот самый вопрос:

– Друг мой, а как всей этой фигней пользоваться?

– Начинайте с крайних ножей и вилок, – безмятежнопосоветовал Франсуа. – Вы ж здесь уже бывали, я имею в виду континент...

– Эх, родимый, – печально сказал Кацуба. – Там,где я бывал, в основном жрут тамалес, зажав их в кулаке, а если что на тебя икапнет, собственным локтем вытирают... Опа! Ну-ка, вон к тем орламприслушайтесь...

Мазур, притворяясь, будто рассеянно озирает зал, повернулсяв ту сторону. Шумная компания из четырех рослых мужиков средних лет, одетых, вобщем, элегантно, уже успела опростать с полдюжины бутылок – и один начистейшем русском рассказывал анекдот про Красную Шапочку и Серого Волка,отнюдь не годившийся для нежных детских ушей.

– ...а это не молоко, – сказала Красная Шапочка игусто-густо покраснела!

Общий хохот. Вопреки классическим книгам и фильмам, у Мазурапри виде явных соотечественников в душе вовсе не расцвела пышным цветомностальгия. Вообще никаких особенных чувств не было. Да и в прошлом, в схожихситуациях, чувствовал себя примерно так же – ничего, кроме легкого любопытства.Что поделать, не Штирлиц, по двадцать лет за пределами Отечества не сидел, ипотому, видимо, не успевал соскучиться по родным осинам...

Гораздо интереснее было другое ощущение – он впервыеоказался в н у т р и игровой доски. До сих пор, даже если и пребывал в чужойстране законно, пусть и под чужим именем, в чужом обличье, всегда был выключениз местной жизни. Разве что забредет мимоходом на особо колоритный местныйбазарчик или посидит в разрешенном кабачке. А теперь он оказался именно в н у тр и, был одним из тех, кто имел полное право тут сидеть, вкушать сложные яства,косясь на сцену, явно предназначавшуюся для каких-то действ.

Это ощущение, разумеется, ничего не меняло ни в его прошлом,ни, надо полагать, в будущем – просто-напросто было новым, чуточкубудоражившим...

Внезапно сухой рассыпчатой дробью затрещали кастаньеты вумелых руках невидимых оркестрантов, сцена ярчайше осветилась, и по краю рампыи над эстрадой вспыхнули ряды разноцветных лампочек, заметались лучипрожекторов. Вереницей, лихо выстукивая каблуками чечетку – или как оно здесьназывалось, – вылетело с дюжину танцоров. До сих пор Мазур видел такоетолько в кино – расклешенные брюки с рядами золотых бубенчиков и алымивставками, коротенькие, выше пупа, камзольчики, красные широкие пояса,надвинутые на глаза жесткие широкополые шляпы.

Моментально умолкли звякавшие вилки и ножи, настала тишина.Под кастаньеты и стук бубнов показалась пара солистов – кавалер в том жетореадорско-киношном наряде и классическая Кармен: широченная пестрая юбка своланами, белая кофточка с пышными рукавами, волна пышных черных волос...

Только когда они начали танцевать – прищелкиванье кастаньет,четкий стук каблуков, юбка вьется волнами, – до Мазура дошло, что мужчинна сцене нет ни одного, все поголовно – девушки в мужской одежде.

Очень скоро последовал сюрприз номер два – танцовщицысинхронно и ловко освобождались сначала от шляп, потом от поясов, камзольчиков,блузок... Таким образом, что характер действа выяснился через пару минут.Дольше всех сохраняла целомудрие Кармен, но вот и она, сопровождаемаябесконечной трескотней кастаньет, в лихом кружении волчком оставила конец юбкив руках партнерши, оказалась лишь в золотых туфельках и короткой развевавшейсяблузке, очаровательно и невинно улыбаясь, прошлась в танце вдоль края рампы.

– Это что, бордель? – спросил тихонько Мазур.

– Да ты что, – фыркнул Франсуа. – Это не бордель.Это дорогой, закрытый, респектабельный и эксклюзивный бордель... Что делать,где-нибудь в консерватории наша теплая компания смотрелась бы не в примерподозрительнее, особенно если бы мы вздумали после концерта всем гамузом набиватьсяв гримуборную главной скрипачки...

На сцене в зажигательном танце кружили уже совершенноголенькие наяды, дриады и прочие сильфиды, декорированные лишь золотымитуфельками да бижутерией с крупными камнями, вполне возможно, и настоящими.«Мушкетеры» захлопали вместе с залом, во всю глотку изливавшим эмоции.

Потом обнаженные феи вереницей покинули сцену, и там тут жезасуетились три девушки, ничуть не выпадавшие из общего стиля, – прикрытыелишь в самых интересных не только для секс-маньяка местах позолоченнымиракушками скупых размеров. Судя по причиндалам, которыми они ловко уставлялисцену, вторым номером должен был выступить фокусник. Музыканты давно умолкли, ив зале стоял легонький гомон.

– Кирилл! А я все глаза проглядел, думаю, ты это аль не ты,потом подумал, что все-таки ты! Какими судьбами, оглоед?

Мазур оторопело поднял голову. Над ним с широкой пьянойулыбкой возвышался один из соотечественников, давешний рассказчик позорившихсветлый образ Красной Шапочки анекдотов. Краем глаза Мазур видел, как подобралсяКацуба, как Франсуа нахмурил лоб, пытаясь принять решение...

– Каперанг, ты что? – уже с некоторой обидой тянулподдавший. – Ну ты что? Кирилл! Мазур! Не узнаешь? Девяносто пятый, я годимею в виду! Дальний Восток, «Бе-20», это ж я вас вез на острова, мареманов!Ну? Майор Адаскин, морская авиация славного ТОФа! Крабов ловили, помнишь? Тычто, тоже здешним технику перегоняешь?

Теперь Мазур вспомнил – конечно же, Дальний Восток, «Бе-20»,реактивная летающая лодка, этот болван в форме морской авиации, крабы, коньяк,как ни намекал этот Костя насчет баб-с, Мазур не оскоромился, он же тогда сОльгой жил всего-то третий месяц. Матери твоей черт, и ведь они тогда прилетелине на задание, на рутинную тренировку, вот и не было надлежащих мерсекретности... Но встреча, а?