Ловцы книг - Макс Фрай

дорогой, а не рекорд, – весело думал Тим, обшаривая бесчисленные шкафы в поисках кофе и подходящей посуды, чтобы его сварить. Кофе нашёл, понюхал, скорчил недовольную рожу – долго уже лежит! Собственно, это понятно, естественно долго, если в этом доме никого не было, в лучшем случае, с лета, если не с прошлой зимы. Ладно, всё равно это лучше, чем капсулы, что угодно лучше, чем капсулы, на кой чёрт эти странные люди из ТХ-19 вообще их изобрели? Чтобы жизнь сахаром не казалась? Так она им, вроде, и так не кажется. Кофе могли бы и пощадить.

Джезву в итальянском доме искать бесполезно, но Тим всё равно поискал. В азарте чуть не сказал: «В этом доме есть джезва!» – но вовремя опомнился. Для Ловца последнее дело – тратить силу слова по пустякам, тем более в таких обстоятельствах, когда сложным в любой момент может оказаться практически всё. Напомнил себе: нам ещё полицейских с пляжа гонять. И придумать, где и как обедать и ужинать. Продуктовые магазины, вроде, работают, но в маленьком городе сразу вычислят чужаков. Короче, есть вещи важнее джезвы, хоть и непросто в это поверить с утра.

В итоге выбирал между кастрюлькой и гейзерной кофеваркой мока, такая как раз в любом итальянском доме есть. Остановился на ней, причём из-за яркого красного цвета. Бывают вещи, с которыми просто приятно дело иметь. Первую порцию выпил залпом и сразу начал готовить вторую. Если Надя проснётся, будет сюрприз. А не проснётся, справимся и без Нади, – говорил себе Тим.

Надя появилась внезапно, причём пришла не сверху, где спальни, а с улицы. Значит, – первым делом подумал Тим, – есть рекорд! Я её всё-таки переспал.

– Уже есть кофе! Ты мой герой! – восхитилась Надя. – Я проснулась и осознала, что готова хоть десять раз сбегать за булками, лишь бы ничего не варить. Зато за булками я хожу гениально. Смотри! – и поставила на стол здоровенный пакет с круассанами, слойками и ещё чёрт знает чем.

– Познакомилась с местными тётками, – тараторила Надя, – они даже не стали расспрашивать, откуда я такая взялась, хотя у меня была наготове легенда, якобы я командированный, предположим, из Анконы для помощи местной больнице врач, но не понадобилось. Я им без легенды понравилась, просто так. И они мне сдали подпольную пекарню. Или не подпольную, а нормальную? Я, если честно, так и не поняла. Короче, это выглядит как окно, закрытое ставнями, приходишь, стучишься, оттуда спрашивают: «Тебе чего?» Говоришь: «Мария сказала, у вас с утра осталась какая-то выпечка», – так тётки велели, потому что закрыто, по их-то меркам утро давным-давно закончилось, уже часа четыре назад. Поэтому мне отдали всё, что осталось, за треть цены. Считается, эти булки никуда не годятся, чёрствые. Чёрствые, представляешь? Ты только на них посмотри!

– Не буду смотреть, – отказался Тим. – Буду жрать, рыча и роняя крошки. Как раз перед твоим приходом осознал, какой я голодный. И начал прикидывать, где раздобыть обед.

– Раздобудем, – пообещала Надя. – В том же окошке пиццу пекут отличную. С пяти можно взять на вынос. А если сошлёшься на кума подружки пекаря, даже поесть внутри. Мне тётки много полезного рассказали. Я молодец.

– Да не то слово, – подтвердил Тим, уже начавший выполнять обещание. Сунул в рот целиком круассан, или корнетто, раз уж дело происходит в Италии. И крошки ронял, как было предсказано. Правда, не зарычал.

– Всегда тебе страшно завидовал, – сказал он, покончив с первым корнетто. – С кем угодно договоришься. Хотел бы я так уметь!

– У всех свои сильные стороны, – пожала плечами Надя. – Я умею нравиться людям, ты – искать в интернете, другие – что-то ещё. Поэтому Ловцы во всём помогают друг другу, иногда даже вопреки своим интересам, как может показаться со стороны. Плевать мы хотели на конкуренцию. Хороших книг на всех хватит, как-нибудь не подерёмся. А быть заодно – бесценно. Вместе мы можем всё.

– Ой, это да, – согласился Тим. – Я когда был студентом, думал, что опытные Ловцы – ну не то чтобы злющие, как люди в ТХ-19, но суровые и непреклонные, как герои здешних приключенческих книг. А оказалось – сама понимаешь. И учили, и опекали, и подсказывали всякие штуки, до которых я бы не додумался сам. В общем, я до сих пор в шоке, какие вы… – то есть мы, получается – классные. И как нам с нами легко.

Грас-Кан,

Весна 1-го года Этера

Что касается Миши, в смысле, Анн Хари, фальшивого бухгалтера Казимира Танатоса откуда-то из-под Минска (кажется, из Борисова, но точно не помню и даже не представляю, у кого сейчас уточнить, да и какая разница, что было написано в документах на имя Казимира Танатоса, они – наваждение, морок, горячечный сон). Так вот, с ним всё в полном порядке, а телефоны не отвечают, потому что Анн Хари сейчас в Грас-Кане, откуда он родом, и уже вторую декаду, которыми здесь по традиции измеряется время, пьёт вино практически без закуски, заперевшись в старом отцовском доме на окраине города и отключив телефон. С ним такое случается, как говорится, редко, но метко, за всю жизнь (достаточно долгую, ему в позапрошлом году сто лет исполнилось) это всего пятый раз.

На самом деле, Анн Хари терпеть не может быть пьяным, каждый раз, загуляв с друзьями, уже через пару часов объявляет: «Всё, с меня хватит, я протрезвел», – и сразу трезвеет, конечно, на то и сила слова адрэле, было бы странно не справиться с таким пустяком.

Короче, пьяница из Анн Хари, как из козы домосед (это Грас-Канская присказка, здесь козы, миниатюрные, лохматые, резвые, любопытные, с глазами цвета речной воды, живут прямо в городе, вместо уличных котиков, их точно так же все любят, гладят, подкармливают, но в дом жить не тащат, потому что в квартире и даже в саду, лишившись прогулок и впечатлений, козы тоскуют и чахнут, как их ни балуй и чем ни корми).

Анн Хари не нравится, что под влиянием алкоголя ум утрачивает ясность и точность, чувства становятся грубее и проще, а эмоции ярче, острей. Словно сидишь в каком-то чужом дураке, как в тесной нелепой пижаме, – так обычно он сам говорит. И одновременно Анн Хари всю жизнь не давало покоя желание разобраться, кто именно в этой пижаме сидит. Ну понятно, что я, а не кто-нибудь посторонний. По контрасту с пижамой из дурака очень явственно проступает настоящее «я», не подверженное влиянию обстоятельств и настроений, со спокойной