Ловцы книг - Макс Фрай

заинтересованностью наблюдающее за чередой перемен, совокупность которых является человеческой жизнью; все сохранившие ясную память о других воплощениях говорят, что за великим порогом, до рождения, после смерти мы – такие, спокойные и неизменные, ничего кроме этого нет. Анн Хари всегда, сколько помнил себя, хотел с этим настоящим собой познакомиться, не дожидаясь смерти. Научиться быть им при жизни, точней – только им и быть. Поэтому изредка он набирается мужества – звучит смешно, но в его случае это чистая правда – и пьёт вино до полной утраты внутренней связности, предусмотрительно спрятавшись от друзей и знакомых, чтобы никто не отвлёк и, тем более, не остановил. Дурацкий метод самопознания, это Анн Хари и сам понимает. Ну так вообще всё на свете дурацкое, – думает он. – Люди, их радости и заботы, идеи и идеалы, иные реальности, нелепые языки, книги, все эти чужие фантазии, из которых, как утверждают учёные, когда-то мы родились, сама наша жизнь, такая прекрасная, но и дурацкая, совершенно невозможная, как же мне повезло, как же круто, что можно быть мной.

Быть дурацким и вести себя по-дурацки ради дурацких целей для Анн Хари, от природы умника и прагматика – форма благодарности бытию. И вот прямо сейчас он лежит на почти прозрачном от ветхости, выцветшем бывшем синем сайдарьяльском ковре и, уставившись в потолок, который спьяну кажется зыбким зеркалом, где отразился его вечный безупречный двойник, бормочет, сам толком не зная, к кому обращается: «я люблю тебя, я люблю».

Фано,

Ноябрь 2020

– Это называется… – Тим буквально на долю секунды нахмурился, вспоминая не то чтобы редкое, но уже порядком устаревшее выражение. – А! Сообразить на троих!

– По канону это следует делать в подворотне, – заметил Самуил.

– Не будь формалистом, – сказала Надя. – Какие, к лешему, подворотни. Хорошо же сидим.

Сидели и правда неплохо. На веранде под широким навесом, по которому барабанил холодный, настоящий осенний дождь. Он зарядил с утра и стал чем-то вроде сигнала «отбой». Почти все уже к обеду разъехались, вернее, просто пошли домой, чтобы не морочиться с передвижением по сидящей под домашним арестом Европе. Слухи о том, что Ловцы любители приключений, немного преувеличены. То есть они-то конечно любители. Но не всех подряд. Не любых.

– Всё равно у нас не портвейн, – заметил Тим, разливая вино по бокалам. – А сухое вино. Амароне[9]. По идее, хорошее.

– Правда твоя, – подтвердил Самуил.

– Надеюсь! Я же в винах не разбираюсь. Ни здесь, ни дома. В любой компании просто пью что нальют. Но запомнил из разговоров, что Амароне – это всегда хорошо. И год восемнадцатый. Я от многих здесь слышал, что для вина это был очень удачный год.

– Ай, да неважно, – улыбнулась Надя. – Пришёл не с пустыми руками, уже молодец.

– Мне важно. Я всегда был лучшим на курсе… сам знаю, что это смешно. Но мне, понимаешь, понравилось. До сих пор люблю, когда всё получается идеально. Даже выбрать вино.

– Давай зачётку. Вино отличное, – сказал Самуил, сделав первый глоток. – Сам бы лучше не выбрал. При том что я-то как раз – вполне знаток.

– Ладно, – кивнул Тим. – Поехали дальше. Я эту встречу затеял не только для того, чтобы романтически выпить вина под дождём. У меня предложение к вам обоим. Наверное, очень странное. Ну так его не обязательно принимать!

– Главное, не предлагай нам устроить оргию, – сказала Надя. – Остальное точно переживём.

– А, нет, так нет, тогда я пошёл, извините, – парировал Тим.

Надя с Самуилом заржали, и он поздравил себя с успехом: всегда считал, что в начале важного разговора, чтобы лучше сложился, надо всех рассмешить.

Дождался, пока они досмеются, залпом выпил вино, всё, что было в бокале – для храбрости – и сказал:

– Вы оба недавно говорили со мной об одном и том же, хотя подошли к вопросу с разных сторон. Ты, – обратился он к Самуилу, – попросил отыскать для тебя в интернете нечто непостижимое и неопределённое, книгу с тайным высоким смыслом, чтобы ты прочитал и ТХ-19 заново полюбил. А ты, – Тим повернулся к Наде, – сказала, тебе не нравится, что Ловцы в последние годы отсюда приносят, хотя формально придраться не к чему. И читатели, вроде, довольны. Продажи не падают, даже понемногу растут. Но тебе всё равно иногда мерещится, что в здешних книгах содержится чуть ли не яд.

Самуил и Надя посмотрели друг на друга – не то чтобы как впервые увиделись, скорее с новым, дополнительным интересом. Так бывает, когда старый приятель, прежде не хватавший звёзд с неба, вдруг приносит в издательство гениальный, никому до него не попавшийся на глаза роман.

– Я и сам часто об этом думаю, – заключил Тим. – Ну, примерно об этом. Куда-то в эту же сторону, скажем так. Я же тоже ищу в здешних книгах некий невыразимый высокий смысл, или то, что мне кажется смыслом. Всегда, со студенческих лет. С переменным успехом. Но всё-таки иногда нахожу, как минимум, его тень. И часто отвергаю формально хорошие книги, которые наши издатели с радостью взяли бы, потому что мне, как и Наде, там мерещится яд. Хотя нет никакого яда, конечно. Только моя иррациональная неприязнь. Что само по себе очень странно! Я всегда был склонен скорее переоценивать, очаровываться чем попало. Откуда она вдруг взялась?

– Вот именно, – подтвердила Надя. – Я пыталась обсудить это с кучей народу, и ты единственный сразу понял, в чём проблема вообще.

– А с Мишей не говорила? – спросил Тим. – Мне кажется, он ещё и получше меня понимает. Но да, в основном выразительно об этом молчит.

– Миша меня отшил, – мрачно сказала Надя. – Ни к селу, ни к городу вспомнил про дурацкое дао, не выраженное словами. Дескать, книжки-то из слов состоят, откуда там высший смысл, никогда его не было. Но я-то помню, что раньше – был!

Самуил, всё это время молчавший, поставил бокал на стол и спросил:

– Ты начал с того, что у тебя к нам странное предложение. В чём оно заключается? Не тяни.

– Штука в том, что у меня тут есть… назовём это «базой». Город, куда я возвращаюсь так часто, что в конце концов купил там квартиру. Зачем мне это, сам толком не знаю. А если и знаю, то не могу объяснить.

– Ну так в твоём положении это нормально, – нетерпеливо кивнул Самуил. – Мало кто обзаводится домом в чужой реальности, потому что нас интересуют магазины, библиотеки, издательства, книжные ярмарки, надо всё время ездить туда-сюда. А ты в основном