Дом на Дворцовой - Владимир Антонов

Его поймали в двадцати километрах от границы, сонного, спящего у костра под елью. Ещё раз осудили, добавив три года за побег, и отправили на лесоповал в город Ухта в Коми АССР. Выросший без отца и лишившийся матери в шестнадцать лет, оставленный старшими сёстрами безо всякого присмотра, он не смог поэтому стать пай-мальчиком. Горячая кровь, передавшаяся по наследству от отца, знакомство с цыганской общиной, в которую он был принят, как и его отец когда-то, предопределили его будущее. Через четыре с половиной года мы снова услышим о нём, но это будет другая история.

В нерадостном настроении с юга возвращалось в свою Кувшинку семейство старшего лейтенанта Сафронова с женой и маленьким сыном. Марина всё время думала о судьбе брата. Эти мысли делали её настроение сумеречным настолько, что отпуск так и не сложился. Николай всё понимал, но всё равно злился. Потому что отпуск только раз в году и хотелось, чтобы было весело всё время. Чтобы рестораны… И чтобы танцы по вечерам в санатории. Чтобы молодая жена не отказывала, а маленький сын в это время крепко спал. Не получилось!

«Ну и ладно. Какие наши годы. Мы ещё всё успеем: и в Крым, и в Сухуми, и в Сочи опять приедем», – думал про себя Николай, и эта мысль его согревала.

– Послушай, Маришечка. Никто не виноват, что с ним так получилось. Ты же не можешь всё бросить и свою жизнь посвятить брату. У тебя на первом месте теперь семья. Мне надо служить, а тебе Володю растить надо. Ты институт собираешься закончить, а у Юры своя жизнь. Он сам решает, как её прожить. Захочет нормальным человеком стать – станет, и никто не помешает. Не захочет – значит так и будет по тюрьмам и лаге…

– Прекрати так говорить, Коля! Сейчас накаркаешь. Он мне дороже и ближе всех сестёр. Ты это понимаешь? Он по полу ползал и крошки с коврика подбирал, чтобы мне отдать, а сам голодный…, – у Марины от воспоминаний о блокаде на глаза навернулись слёзы, – а ты говоришь – пусть по тюрьмам. Пожалуйста, не говори так больше или поссоримся.

Кувшинка встретила холодной штормовой погодой и известием, что завтра в море. Николай невесело усмехнулся:

– Ну, правильно! – Вечером отпуск кончился, а утром – «штормовать в далёком море посылает нас страна», – или как там в этой песне поётся? Марина, из какого это фильма?.. Ты мне форму погладила? Я завтра в шесть утра уже на корабле должен быть. А сейчас сколько? Баа… уже девять! Ты Володю спать уложила? – в это мгновение раздался звонок в дверь. Марина пошла открывать.

На пороге квартиры стояли четыре лейтенанта – друзья и сослуживцы Николая. У каждого в руке было по бутылке и было не похоже, что они сейчас уйдут, не выпив хотя бы три.

– Михалыч, ты что – спать собрался? Нее – так не пойдёт! В море отоспишься. Скажи жене, чтоб банку шпрот открыла и насчёт стопочек подсуетилась. Давай, давай – не тормози! Ну, как отдохнули? Как Чёрное море? Переводиться туда не надумал? Ты смотри – надумаешь, так мы тебе характеристику подпишем и печать поставим! Будешь Севастопольский вальс с Мариной танцевать на бульваре… – в глазах молодой военно-морской поросли прыгали маленькие чертенята.

– Отставить. Смирно! Как с командиром разговариваете? Давайте за стол, быстро! – впервые за последние несколько дней Николай улыбнулся и воспрянул настроением.

Марина спряталась за ширму и в походном порядке приводила в порядок свои пышные волосы. Среди гостей был Венечка Воронин, которому она всегда симпатизировала. Ей хотелось выглядеть на пять с плюсом. Оно на самом деле так и было. Марина выглядела на пятёрку, а южный загар прибавлял к пятёрке плюс. Первым тостом моряки дружно выразили своё восхищение женой командира:

– За самую красивую женщину Кувшинки! – стопки, наполненные крепкой, прозрачной, немного охлаждённой жидкостью, взметнулись к потолку. Потом подняли, традиционно, за усатого с искренним: «За товарища Сталина!» – хотя того давно не было в живых, а двадцатый съезд партии ещё не наступил. За ним прозвучало:

– Чтобы не было войны!

Замыкал круг обязательных тостов, любимый моряками и для всех непререкаемый: «За тех, кто в море!».

Разошлись необычно рано. До полуночи. Завтра всем в море выходить. Значит надо быть в форме.

Этот поход должен был стать рутинной вахтой на норвежской границе, но вышло по другому. Сначала маленький «Большой охотник», теряя и вновь набирая ход, прорывался к северу на «полном вперёд», захлёбываясь во вздыбившихся встречных волнах и маневрируя между ними, чтобы не опрокинуться. Баренцево море в конце августа шутить с собой не позволяло никому, а «малышам» типа того, который сейчас вёл борьбу за выживание, и подавно. Поочерёдно забрасывало то нос, то корму. Когда корма взлетала над очередной волной, винты оголялись и начинали с огромной скоростью перемалывать воздух, «подсаживая» двигатели. Стал терять обороты один из дизелей. Стармех – лейтенант Ларичев – доложил на мостик:

– Товарищ командир, обороты теряем. Причины не знаю, – он высунулся по пояс голый из моторного отсека, чтобы своими глазами увидеть реакцию командира. Командир – он на то и командир, чтобы принимать правильные решения, и только тот, кто умеет это делать, способен им быть!

– Лейтенант Ларичев, у Вас десять минут, чтобы выяснить причину и доложить, – жёстко отчеканивая каждое слово приказал Николай. Потом с оттенком просьбы в голосе добавил: – Володя, у нас нет времени, давай! Всё сейчас от тебя зависит. Если не запустишь движок на полную мощность, я не знаю, как мы из этой переделки выберемся. Ещё не хватало, чтобы норвежцы нас ловили у себя, как нарушителей, а не мы их.

– Есть запустить на полную мощность, – коротко ответил лейтенант и нырнул в свой отсек, где вместе с командой мотористов на ходу разобрал двигатель, выискал неполадку, и вновь его запустил. Причина потери мощности оказалась на поверхности. Подвела одна из форсунок. И очень вовремя запустил, потому что корабль начало сносить в нейтральные воды. Потому что с одним двигателем преодолеть стихию «Большой», но такой маленький «охотник», ну никак не мог. Теперь он опять двигался на север, продолжая отбиваться от порывов ветра и огромных волн. На сторожевую вахту встали вовремя, о чём командир незамедлительно доложил на базу. На пятый день море успокоилось, а на седьмой, за день до окончания вахты, на радаре высветилось что-то, чего в этом квадрате быть не должно:

– Боевая тревога! Квадрат восемь, курс двести, машинам – полный вперёд! – голос командира прозвучал по громкой связи, и корабль, задрав нос, пошёл вдоль границы на юг, прощупывая радаром пятимильную зону впереди себя.

Их тоже заметили. Судно без флага и опознавательных знаков резко развернулось в сторону границы. «Охотник», используя преимущество в скорости, пошёл наперерез и вскоре отсёк пути отступления незадачливому нарушителю границы. «Охотник» отсигнализировал команду остановиться. Нарушитель продолжал двигаться. Тогда командир приказал сделать предупредительный выстрел по ходу удирающего судна. Потом второй. Осознав тщетность своих усилий, нарушитель, наконец, остановился. «Охотник» взял его на буксир и оттащил в Кувшинку. За эту операцию старший лейтенант Сафронов был награждён своей первой медалью «За отличие в охране государственной границы СССР». Остальных тоже наградили.