Кисельные берега - Анна Осьмак

в тех походах участвовал, мда… Что будет, если опознают его аборигены? Опаску проявят и примут по высшему разряду? Или, напротив, прирежут по ночи спящего?

- Вот и выясним, - сказал княжий кметь своему гнедому. – Мне этих бирюков бояться негоже. Пока при силе да при мече. Хотя на лапотников сиворылых его и обнажать-то грех – покалечу кого ненароком… Если заведутся вдруг или умыслят чего – и так справлюсь.

------------------------

Обождав, пока за стремительным скоком волчицы осядет снежная замять, Ятрыха Латыгорка, ведьма Кривого ельника призадумалась.

Она рассеянно обхлопала себя по бокам в поисках любимой трубки и, ничего не отыскав, сломила веточку со стоически засыхавшей у крыльца дикой яблони. Сосредоточенно погрызла её и сплюнула на снег.

- Ну и..? – осведомились с корявого сука.

Латыгорка покосилась на ворона:

- Ты думаешь о том же, о чём и я?

Ворон возмущённо скрежетнул:

- А о чём ещё? – он яростно встряхнулся и нахохлился, распушившись, как воробей в метель. – Девка шла к тебе с полным кошелём, готова была сколь угодно много заплатить за услуги. И что мы имеем в результате? И услуга оказана, и кошель ейный ни на серебрушку не похудел! Сдаётся мне, - ворон растопырил крылья и нервно ими дёрнул, словно пытаясь удержать баланс на ветке, - облапошили тебя, Ятрыха. Обдурили вчистую! Нагло и умело! Коромыслов лес не упомнит подобного беспр-р-редела!

- Не упомнит, - согласилась ведьма, с остервенением кроша в пальцах пожёванную веточку.

- Вот и не станем создавать пр-р-рецедент, - буркнул ворон и встопорщил перья. – Мы догоним её, когда Шуньята покинет свою пр-р-ротеже и уберётся восвояси, отсыпаться после оборотов. Отнять деньги у девчонки несложно – достанет и нас с Баюном.

- Ты забыл, дурень, - Латыгорка швырнула ошмётки ветки в снег, - что покинет она её, доставив под защиту оружного витязя. Против воина с мечом вас с Баюном маловато будет.

Ворон мигнул глазами-бусинами и тяжело переплюхнулся с яблони на крепкие перила обновлённого крыльца.

- Ты тоже, – каркнул он, - кое-что забыла, колдунья! Забыла, что воин тоже везёт тебе серебро. Которое нынче платить уже не за что! Благодаря этой старой проныре Шуньяте…

- Чёрт! Чёрт! Чёрт!! – Латыгорка врезала кулаком по проконопаченным брёвнам сруба, сруб отозвался тихим деревянным звоном. – Что же делать? – она с мольбой уставилась на своего соратника в перьях. – Я сваляла дурака, продешевила – не спорю! Но этой ведьме, сам знаешь, перечить себе дороже. Она сильнее меня в десятки раз! Как бы я осмелилась отказать?!

- Она сильнее, - ворон почистил клювом под крылом, счихнул зацепившийся за нос пух и самодовольно прошёлся по перилам. – Сильнее, да… - коварная птица издала отрывистые сипы, имитируя, по всей видимости, саркастический смех. – А мы – хитрее! Мы пойдём другим путём.

Ведьма с надеждой и нетерпением посмотрела на своего идейного вдохновителя.

- Ну чего, - не выдержала птица, - ты тращишься на меня, как баран на новые ворота? Уж скатнуть-то наливное яблочко по серебряному блюдечку и посмотреть, где пути этих двух кошельков пересекутся ты могла бы и без моих подсказок!

- Ну могла бы, - дёрнула плечом ведьма. – И что нам с того?

- А если, - возвысил голос раздражённый недогадливостью патронессы ворон, - если это случиться неподалёку от… Ям?

Латыгорка, наконец, поняла. Она хлопнула себя ладонью по лбу и метнулась в избушку, чуть не прищемив дверью сорвавшегося следом за ней ворона.

---------------------------

Медведь спешился, накинул поводья на торчащую из сугроба корягу и позволил себе немного сомнений: не сглупил ли он, сунувшись в одиночку в это сомнительное место? Как бы эта тёплая ночёвка ему боком не вышла…

Впрочем, приехал, дело сделано – не поворачивать же теперь от порога назад.

Отринув колебания, витязь спустился по снежным ступеням в снежную траншею, прорытую к дубовой дверке и решительно стукнул в неё несколько раз кулаком. Потянул на себя за скобу… Из тёмного нутра заснеженного жилья дохнуло застарелой вонью и теплом.

- Здравия добрым хозяевам! – поприветствовал от порога незваный гость и остановился, ожидая, пока глаза привыкнут к полумраку. – Примете в дому своём путника?

---------------------------

Лес уже облили томные и тихие сиреневые сумерки, когда умаявшаяся волчица сделала последний натужный прыжок и, крутанувшись в попытке удержать равновесие, уронила всадницу в в сугроб.

Отплевавшись от снега, Кира приподнялась на локтях и покосилась на тяжело дышащего зверя: ведьма вывалила язык, как запыхавшаяся собака, и ссутулилась.

- Здесь, - просипела она, судорожно облизнув сухой и горячий нос.

Кира огляделась:

- Где здесь?

Вокруг – только снежные холмы и одиночные ёлки, взирающие на неё сверху вниз величественно и угрюмо.

- Да здесь же! – волчица лениво пожевала снег. – В землянке. Дверцу-то видишь? Да не туда смотришь, остолопина! Глаза-то разуй!

Остолопина привстала на коленях, сморгнула сумеречный расфокус и «разула глаза»: прямо под ней вырезанные в снегу сиреневые ступени спускались в сиреневый коридор и вели к сиреневому сугробу с дощатой дверцей.

- Бригитта, послушай… - неуверенно наморщила нос Кира, поглядывая на неприветливо чернеющую в снегу дверь. – А ты не могла бы…

- Не могла! – рявкнула волчица.

Кира вздрогнула и обернулась к ней.

- Я еле лапы волочу, неужто не видишь? А коли и видишь, - хмуро буркнула зверюга, - так что тебе до того? Тут хоть загнись, Киру Андревну опекая, всё одно – мало будет! Давай-ка, дорогуша, сама, без чуткого руководства. Нянькам тоже нужен отдых. Сама-сама-сама…

Ведьма поднялась и потрюхала на заплетающихся ногах в лес. Сумерки скоро поглотили её неброскую серую масть, и Кира осталась одна среди молчаливых и безлюдных с виду землянок.

Ничего другого