Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

Я снова тряхнул его.

– Что ты хочешь этим сказать – росо loco?

– Чокнутый, шариков не хватает, крыша поехала – тебечто-нибудь это говорит? И прежде чем ответишь, разреши предупредить тебя: еслиты тряхнешь меня еще хоть раз, даже не очень сильно, содержимое моихвнутренностей выплеснется прямо на тебя, и никакая химчистка не сможет удалитьэто месиво с твоего костюма.

Он вырвался из моих рук, прежде чем я тряхнул его снова –даже если бы я на это решился, – и пошел по коридору. Как всегда, зад его брюксвисал до колен. Он оглянулся назад в тот момент, когда Верной задвигалбронзовую решетку лифта.

– Тебе нужно отдохнуть, Клайд. И лучше всего начать спрошлой недели.

– Что с тобой случилось?

– крикнул я, глядя на него. – Что случилось со всеми? – Но кэтому моменту внутренняя дверь лифта закрылась, и мы начали подъем – теперь наседьмой этаж. Там находится мой маленький кусочек рая. Верной уронил окурок введро с песком, стоящее в углу, и тут же сунул в рот новую сигарету. Он чиркнулспичку о ноготь большого пальца, закурил и сразу закашлялся. Теперь я увиделкрошечные капли крови, вырывающиеся, подобно красному туману, между егопотрескавшимися губами. Это было отвратительное зрелище. Его глаза опустились ибезучастно уставились в дальний угол, ничего не видя, ни на что не надеясь.Запах Билла Таггла висел между, нами подобно духу прошлых пьянок.

– Окей, Берн, – произнес я. – Что с тобой и куда тыотправляешься?

Верной никогда не использовал все разнообразие английскогоязыка, и эта привычка не изменила ему и сейчас.

– Это рак, – сказал он. – В субботу я выезжаю на «Цветкепустыни» в Аризону. Там я буду жить у сестры. Не думаю, что успею ей надоесть.Сестре придется сменить постельное белье не больше двух раз. – Лифтостановился, и Верной отодвинул решетку. – Седьмой, мистер Амни. Ваш маленькийкусочек рая. – При этом он, как всегда, улыбнулся, однако на этот раз улыбканапоминала гримасу черепа, которые лепят из леденцов в Тихуане в День поминовения.

Теперь, когда дверь открылась, я почувствовал в своеммаленьком кусочке рая запах чего-то настолько странного, что не сразу понял егопроисхождение: пахло свежей краской. Я запомнил эту странность и тут же перешелк другим проблемам, которых у меня набралось немало.

– Но это несправедливо, – сказал я. – Ты сам знаешь, Берн,что это несправедливо.

Он уставился на меня своими пугающе безучастными глазами. Вних я увидел смерть, черную фигуру, машущую крыльями и манящую к себе за тонкойпленкой выцветшей голубизны.

– Что несправедливо, мистер Амии?

– Ты должен сидеть здесь, черт побери! Сидеть вот тут!Сидеть на своем стуле с Иисусом и портретом жены над головой. А не вот с этим!– Я протянул руку, сорвал карточку с силуэтом человека, ловящего рыбу в озере,разорвал се пополам, сложил половинки вместе, снова разорвал их и бросил напол. Они трепеща опустились на выцветший красный коврик подобно конфетти.

– Значит, я должен сидеть вот здесь, – повторил он, не сводяс моих глаз своих ужасных зрачков. Позади нас двое рабочих в измазанных краскойкомбинезонах повернулись и взглянули на кабину лифта.

– Совершенно верно.

– И сколько времени, мистер Амни? Поскольку вам всеизвестно, может быть, вы скажете это мне, а? Сколько времени я должен гонятьвверх и вниз этот проклятый лифт?

– Ну.., вечно, – ответил я, и это слово повисло между нами,еще один призрак в лифте, наполненном табачным дымом. Если уж мне дали бывозможность выбора, я выбрал бы запах Билла Таггла.., но у меня не было выбора.Вместо этого я снова повторил: – Вечно, Берн.

Он затянулся своим «Кэмелом», закашлялся, и вместе стабачным дымом изо рта его вылетели крошечные капельки крови. Он продолжалсмотреть на меня.

– В мои обязанности не входит давать советы тем, кто снимаетздесь служебное помещение, мистер Амни, но я, пожалуй, все-таки дам вам совет,поскольку это последняя неделя моей работы здесь и все такое. Может быть, вамследует посоветоваться с врачом. С таким, который показывает вам чернильныепятна и спрашивает, что они вам напоминают.

– Ты не должен уходить на пенсию, Берн. – Мое сердце билосьчаще, чем когда-либо раньше, но я заставил себя говорить спокойно. – Ты простоне можешь.

– Неужели? – Он вынул сигарету изо рта – свежая кровь ужепропитала ее фильтр – и затем посмотрел на меня. Его улыбка была страшной. –Мне кажется, мистер Амни, у меня просто нет выбора.

Запах свежей краски ударил мне нос, заглушив запах табачногодыма Вернона и все еще не позабытую вонь от подмышек Билла Таггла. Рабочие вкомбинезонах сейчас занимались окраской стены недалеко от двери моего офиса.Сначала они укладывали вдоль стены длинный кусок брезента, чтобы не капать напол, и вдоль него расставляли свои банки с краской, кисти и скипидар. Тут жестояли и две стремянки, ограничивая фронт их работ, как потрепанные книжныекорешки. У меня появилось желание побежать по коридору, разбрасывая пинкамивсе, что там было. Какое они имеют право красить эти старые темные стеныкощунственно сверкающей белой краской?

Однако вместо этого я подошел к тому маляру, которыйвыглядел так, будто его коэффициент интеллектуальности измерялся двузначной цифрой,и вежливо спросил, чем заняты они с приятелем. Он оглянулся на меня.

– Здорово выглядит, правда? Я грунтую цветом «мисс Америка»,а Чик вон там добавляет румянчика с пупочков Бетти Грэбл.

С меня было достаточно. Достаточно маляров, достаточно всегоостального. Я протянул руки, схватил остряка под мышки и кончиками пальцевнажал на особенно чувствительный нерв, скрывающийся там. Он завопил и выронилкисть. Белая краска забрызгала его ботинки. Его напарник посмотрел на меняробким взглядом лани и сделал шаг назад.

– Если ты попробуешь сбежать раньше, чем я отпущу тебя, –зарычал я, – то увидишь, что ручка твоей кисти воткнута в твою задницу такглубоко, что понадобится мощный зажим, чтобы зацепить щетину на ней. Хочешьпопробовать, чтобы убедиться, что я не лгу?

Он перестал двигаться и замер на краю брезента, поглядываяпо сторонам в надежде на помощь. Помощи не было. Я чуть ли не ожидал, что Кэндиоткроет дверь и выглянет в коридор, чтобы посмотреть, что за шум, но дверь былаплотно закрыта. Я снова обратил внимание на остряка, которого держал под мышки.

– У меня к тебе простой вопрос, приятель: чем ты здесьзанимаешься, черт побери? Ты готов ответить или требуется дополнительноеубеждение?