Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

Не слышал я и Бастера, что было еще более странным. Бастер,валлийской породы корги, принадлежал семье Деммик, и его визгливый лайосколками пронизывал голову, а лаял он так часто, как только мог.. Вдобавок унего был ревнивый характер. Он тут же заливался своим пронзительным лаем, кактолько Джордж и Глория начинали обниматься. Когда же они не огрызались друг надруга, как комики в водевиле, то обычно обнимались. Мне не раз доводилосьзасыпать под их хихиканье, сопровождаемое лаем пса, танцующего у их ног, и меняне раз посещала мысль, трудно ли удавить струной от пианино мускулистую собакусредних размеров. Прошлой ночью, однако, квартира Деммиков казалась тихой, какмогила. Это выглядело достаточно странным, но не особенно: Деммики не былиобразцовой семьей, живущей по точному распорядку.

А вот с Пиорией Смитом все было в норме – веселый, словноканарейка, он, как всегда, узнал меня по походке, хотя я пришел по крайней мерена час раньше обычного. На нем была мешковатая рубаха с короткими рукавами инадписью «Калтекс» на груди. Длинная рубашка доходила ему до бедер, закрываявельветовые шорты, которые обнажали покрытые струпьями колени. Его белаятрость, которую он так ненавидел, стояла прислоненной к карточному столику, накотором лежали газеты.

– Привет, мистер Амни! Как жизнь?

Темные очки Пиории сверкали в утренних лучах солнца, и,когда он повернулся на звук моих шагов с экземпляром «Лос-Анджелес тайме» впротянутой в мою сторону руке, мне вдруг показалось, что кто-то просверлил вего Лице две большие черные дыры.

Я вздрогнул при этой Мысли, подумав, что, может быть, пришловремя отказаться от стаканчика виски, который я выпивал перед сном. А можетбыть, наоборот, вдвое увеличить дозу.

Как это нередко случалось последнее время, на первойстранице «Тайме» был портрет Гитлера. На этот раз речь шла об Австрии. Яподумал, и не в первый раз, как удачно вписалось бы это бледное лицо с влажнойпрядью волос, падающей на лоб, в ряд портретов тех, кого разыскивает полиция,на бюллетене в почтовом отделении.

– Жизнь великолепна, Пиория, – заверил я его. – Говоря поправде, она так же прекрасна, как свежая краска на стене дома.

Я бросил десятицентовую монету в коробку из-под сигар«Корона», лежащую на стопке газет Пиории. «Тайме» стоит вообще-то три цента, даи эта цена слишком велика для нее, но я с незапамятных времен платил Пиориидесять центов за номер. Он славный парень и неплохо учится в школе, получаеттам приличные отметки. Я счел своим долгом проверить это в прошлом году, послетого как он помог мне в деле Уэлд. Если бы Пиория в тот раз не появился наборту яхты Харриса Браннера, которую он использовал в качестве жилья, я все ещепытался бы плыть с ногами, зацементированными в бочке из-под керосина, где-тооколо Малибу. Так что сказать, что я считаю себя его должником, – значитсказать слишком мало.

Во время этого расследования (Пиории Смита, а не ХаррисаБраннера и Мейвис Уэлд) мне даже удалось выяснить настоящее имя парня, хотявынудить называть его так меня нельзя даже силой. Отец Пиории погиб, выпрыгнувво время перерыва на кофе с девятого этажа конторы, где тогда служил, в Чернуюпятницу. Его мать едва зарабатывает на жизнь в этой глупой китайской прачечнойна Ла-Пунта, а сам он – слепой. При всем этом следует ли миру знать, чтородители решили назвать его Франсисом, когда мальчик был еще слишком молод и немог сопротивляться? Защите больше нечего добавить.

Если случилось что-то сенсационное предыдущей ночью, можетебыть уверены, что почти всегда найдете сообщение об этом на первой странице«Тайме», слева у сгиба. Я перевернул газету и увидел, что дирижерджаз-оркестра, кубинского происхождения, умер в лос-анжелесской больнице отсердечного приступа через час после того, как его прихватило во время танца сосвоей певицей в клубе «Карусель» в Бербанке. Я сочувствовал вдове маэстро, ноэто не касалось самого дирижера. Я придерживался точки зрения, что люди,отправляющиеся на танцы в Бербанк, заслуживают того, что с ними там происходит.

Далее я открыл спортивный раздел, чтобы проверить, каксыграл «Бруклин» в своем двухдневном матче против «Карде».

– Ну а как дела у тебя, Пиория? В твоем замке все в порядке?Рвы и башни отремонтированы?

– Да, конечно, мистер Амни! Еще как!

Что-то в его голосе привлекло мое внимание, и я опустилгазету, чтобы взглянуть на него повнимательней. И тут я увидел, что следовалоувидеть опытному детективу вроде меня с первого мгновения: мальчик так и сиялот счастья.

– Ты выглядишь, словно кто-то только что подарил тебе шестьбилетов на первую игру мирового чемпионата по бейсболу, – сказал я. – Чтослучилось, Пиория?

– Моя мама выиграла в лотерее, что разыгрывалась в Тихуане!– воскликнул он. – Сорок тысяч баксов! Теперь мы богатые, приятель! Богатые!

Я усмехнулся – он все равно не мог видеть мою усмешку – ивзъерошил ему волосы. Это испортило ему прическу, но какое это имеет значение?

– Эй, не так быстро, Пиория! Сколько тебе лет?

– В мае исполнится двенадцать. Вы ведь знаете, мистер Амни.Помните, вы же еще подарили мне рубашку на день рождения?

Но почему вы об этом…

– Двенадцать лет – вполне достаточно, чтобы помнить, чтоиногда люди выдают желаемое за действительность. Вот что я хотел тебе сказать.

– Если вы про мои мечты, то совершенно правы – я частомечтаю разбогатеть. – Пиория пригладил свой вихор. – Но тут я ничуть нефантазирую, мистер Амни. Это все случилось на самом деле! Мой дядя Фред поехалтуда и вчера вечером привез наличные. Он погрузил их в седельные мешки своего«винни»! Я нюхал эти деньги! Черт побери, я разбросал их по маминой кровати икатался по ним! Самое приятное, что может быть на свете, – кататься по сорокатысячам баксов!

– Двенадцать лет – достаточный возраст, чтобы пониматьразницу между воздушными замками и действительностью, но этого слишком мало длятаких разговоров, – сказал я. Мне нравилось, как звучит мой собственный голос.Легион благопристойности, без сомнения, одобрил бы мое поведение на две тысячипроцентов, – но мой язык двигался автоматически, и я вряд ли сознавал, чтоговорю. Я был слишком занят, пытаясь заставить свой мозг разобраться в том, чтопарень только что сказал мне. В одном я был абсолютно уверен: он ошибся. Он немог не ошибиться, потому что если бы сказанное им было правдой, то Пиория нестоял бы здесь, продавая газеты, сейчас, когда я шел в свою контору в Фулуайлдер-билдинг.Этого просто не могло быть.

Я обнаружил, что мои мысли возвращаются к Деммикам, которыевпервые за всю историю не заводили перед сном на полную мощность одну из своихджазовых пластинок, и к псу Бастеру, тоже впервые в истории не приветствовавшемуоглушительным лаем щелчок ключа, который поворачивал в.