Будущее в твоих глазах - Goldy Circe

угодно, не мешали шутить и смеяться вместе. Не мешали находить друг в друге опору и утешение. Не мешали.

Любить его Видáль было легче и правильнее, чем выбрать, что готовить на ужин. Это было что-то необъяснимое, будто родственная душа. И в янтарных глазах она читала то же чувство.

Иронично сложилось, но любовь нашла их в Разведкорпусе — месте, где смертность была воистину колоссальной.

— Вот и меня это никоим образом не трогает. А значит… — Жан, не сдержавшись, зевнул, чувствуя последовавший короткий поцелуй в щеку. — Значит, всё правильно и беспокоиться не о чем… Кажется, я уже дремлю. Давай спать, солнце?

Киа улыбается и нежно прижимается к нему ближе.

Поглотившая все звуки тишина не кажется неловкой, скорее наоборот — она обволакивает, даря двум влюбленным мирно быть рядом. Чувствовать друг друга. Теперь, после битвы Неба и Земли, это казалось самым важным — жить. Любить. Ценить.

Жан был таким тёплым и мягким, его дыхание стало ровным и тихим. Киа чувствовала, как дрёма пробирается под кожу, как тяжелеют веки.

И сон укрыл их обоих своей вуалью быстрее, чем корабль качнулся вновь.

Сейчас же они стоят на улочке Троста, уже почти у дверей дома Кирштейн.

Руки Жана нежно касаются её плеч:

— Солнце моё, посмотри на меня, пожалуйста, — тихо просит он. Видáль поднимает на него взгляд и доверчиво накрывает свободной рукой его ладонь на плече. Кирштейн вглядывается в родные ореховые глаза, что смотрели на него явно с тревожным отблеском. Киа явно переживала о предстоящей встрече, и Жан мог её понять. Будь её родные живы, он бы тоже волновался, представая перед ними, доказывая, что достоин её. — Киа, я люблю тебя. Люблю. Мы прошли через ад, и я любил тебя как до, так буду любить и после. А раз я тебя люблю, мама тоже полюбит. Вот увидишь, — он улыбается в ответ на её улыбку. Странно, но мир становится ярче, когда она смотрит на него. — К тому же, — игриво добавляет он, чувствуя, что обстановка снова стала прежней. — Ты такая замечательная, к тебе сложно остаться равнодушным… Хах!

Киа шутливо тыкает его в рёбра, на что Жан лишь фыркает и притягивает её в объятья. Видáль изворачивает руку с букетом, чтобы не раздавить цветы, и доверчиво утыкается носом в крепкое мужское плечо.

— Я тоже люблю тебя, Жан… — тихо шепчет она. На душе тепло — что у него, что у неё. Такое простое слово, это “люблю”, но такое важное. — Просто… мне хотелось бы понравиться ей. Она же твоя семья.

— Хей, ты — моя семья. Ещё немного и это будет уже официально, Киа Кирштейн, — Жан вслепую нащупывает её свободную правую руку и переплетает их пальцы в замок. На безымянных пальцах красуются простые золотые кольца. Кирштейн не стал тянуть и сделал предложение ещё на материке.

Киа рдеется, едва хмыкает:

— Допустим, но она тоже твоя семья. Она твоя мать, Жан.

— Не спорю, солнце. Но птенцы улетают из гнезда и вьют свои собственные, ведь так? — его губы мягко оставляют едва влажный след на виске. Голос нежен, пробирающе сокровенный. — Киа, ты моя любовь. Ты моя семья. И всё будет хорошо, чтобы ни произошло за этой дверью. Обещаю. Поверишь мне?

— Мы уже почти у порога. Выбор невелик… — шутливо отвечает она, отстраняясь и прикрывая глаза, когда Жан подаётся ближе и коротко целует её. На губах всё же играет лёгкая улыбка.

— Говоришь прямо как капитан Леви.

— Или как его жена. Она, в конце концов, была моим капитаном много лет. С кем поведёшься… — Киа трепетно касается ладошкой его лба, ведёт к волосам, заправляя непослушную русую прядку за ухо. И улыбается, потому что с ним она может перебороть всё что угодно. И титанов, и смущение, и волнение. — В любом случае… я доверюсь тебе, Жан, любимый… давай постучимся в эту дверь…

Кирштейн смотрит в ореховые глаза и тепло улыбается.

Неужели это действительно с ним происходит?

Неужели после всего он наконец-то счастлив?..

Дорожная пыль оседает на сапоги. Небольшой порог. Киа с улыбкой становится рядом, расправляет лепестки пионов, смахивает соринку с его пиджака. Они всё также улыбаются и переплетают пальцы, руки столь естественно складываются в этот замок, словно были созданы именно для этого. И простой жест и тепло друг друга заверяет обоих, что всё действительно происходит взаправду.

Сомнений нет, тревоги тоже отступают прочь.

И Жан Кирштейн вновь стучится в родную дверь.

Комментарий к Единственные

P.S. упоминаемая вскользь жена капитана Леви — оригинальный женский персонаж, капитан второго ударного отряда. Быть может, если что-то сложится, я напишу и про них.

P.P.S. работа из драбблов по Леви и его жене: https://ficbook.net/readfic/018987b7-fd31-7c7e-9201-8fc4312bbc37/35152748#fanfic-author-actions

А пока — спасибо за прочтение! Буду рада узнать Ваше мнение) Хоть пару слов, а уже приятно. Любые пожелания и комментарии лишь приветствуются

Мы все сомневаемся порой — и иногда даже в себе, в том, а понравимся ли мы кому-то дорогому? Так что комфорт от Жана по заказам) Любите себя и будьте собой)

Хорошего вам дня, в любом случае,

всех люблю,

ваша Цирцея ♡

========== И неповторимые ==========

Жан разлепляет глаза, когда на веки наглым образом ложиться рассветный луч, прокравшийся в комнату из незашторенного окна. Поволока сна ощущается: тело вроде поддаётся воле, но на языке чувствуется сладкая ленца, присущая выходному дню и постели. Мужчина чуть моргает, от души зевает и, не приподнимаясь, медленно осматривается.

Комната тем временем постепенно наливается светом, что неумолимо переливается через стекло и подоконник. На стуле у пустого стола, застеленного вышивной скатертью от пыли, висит пиджак. В нагрудном кармане пёстрым пятном играет белая маргаритка. Жан заторможено проводит ладонью по лицу, трёт глаза до приятных пульсирующих звёздочек, пытаясь припомнить вчерашний день. Как он вообще очутился в своей комнате в родительском доме?

Рядом, практически у его лица, на подушке кто-то едва слышно сопит. Жан расслабленно поворачивает голову, прищуриваясь: копна коротких сбитых кудрей блестит в подкравшемся солнце.

“Киа…”

Вроде и произносит не вслух, а на губы ложится улыбка. Жан едва приподнимается и замирает, рассматривая её. Киа спит с ним рядом, одна ладонь под подушкой — привычка, пришедшая после экспедиций за стену, только что без ножа — вторая лежит между ней и ним. С нежными цепкими пальцами и кольцом на безымянном. Жан вспоминает, как уже будучи в дрёме, пожелав друг дружке спокойной ночи, они вдруг взялись за руки, не сговорившись.

Они так устали вчера…

Жан жмурится и с мечтательной улыбкой снова падает