Будущее в твоих глазах - Goldy Circe

заточенный карандаш и, смотря одним глазом (имитируя монокулярное зрение), опускаете кончик карандаша на заточенный конец другого карандаша, который держит в горизонтальном положении иной человек. Звучит просто, но поверьте, при монокулярном зрении это получается далеко не с первого раза]. Радовало, что большой необходимости в этом более не было — УПМ сданы в музей, о титанах слышно только из книг да театра. К тому же, в понимании Аккермана, отцу главное не столько смотреть, сколько видеть. А чтобы сменить подгузник или решить уравнение с двумя неизвестными Леви и одного ока хватало с лихвой.

Алекс с благоговением притягивает доверенный предмет к груди, держит крепко. Янтарные глаза блестят от восторга — трость самого капитана Леви! От родителей он был наслышан, что сделал этот невысокий, но великий человек. Конечно, Алекс догадывался, что ему в силу возраста рассказали не всё и не в красках, но даже этих скупых фактов было достаточно.

Взгляд волей-неволей мечется к правому колену бывшего капитана. Хоть из-за брюк и не видно, но Алекс спорить готов на всю свою копилку — наверняка там огроменный шрам!

Но тем временем Николь окликивает его по имени, вынуждая вернуться в реальность. Руки Леви становятся свободными лишь на сущее мгновение — ребятишки тут же цепляются за ладошки Аккермана. Леви украдкой оглядывает дочь, мягко улыбаясь. Николь, как и Эрвин, не страшилась его изувеченной руки или многочисленной сетки шрамов. И в этом Леви чувствует что-то безмерно большее и трепетное. Конечно, не обошлись без вопросов. Сначала Аккерман кормил детей историей, что лишился пальцев от того, что “был любопытным”, под неодобрительный прищур жены. Затем, когда Вин чуть вырос, то стал допытываться более настойчиво и щепетильно, переняв качества, видимо от обоих родителей. Леви пришлось уступить. И, усадив пятилетнего Вина на колени, раскачивая качели на веранде под вечерним небом, Аккерман начал непростой рассказ.

— А титанов правда больше нет? — спросил Эрвин тогда после долгого молчания. Маленькие детские ладошки оглаживали изувеченные фаланги. Леви настороженно всматривался в лицо сына, пытаясь выцепить хоть долю дискомфорта, но Вин лишь с интересом скользил пальцами по коже бывшего капитана, очерчивая рубцы и контуры культи.

— Правда, — отвечает он наконец, шутливо ероша иссиня-чёрные волосы мальчишке целой рукой. Подаётся ближе, целует Вина в висок и под радостный ребяческий смех, сгребает мальца в охапку. Ближе к сердцу. Когда-то они с Кáтой едва ли могли представить, что решатся стать родителями: мир был столь опасен, даже будучи заключён в кольцо стен. Оттого даже сам их брак казался странной вещью — обещать себя до конца дней, хотя сегодня они есть, а завтра — неудачная вылазка в экспедиции — и одного может не стать в живых. В таких условиях думать о детях казалось не просто сложным, а преступным. Но теперь Леви держит в руках сына, зная, что на втором этаже Катрина укладывает спать новорождённую дочку. Небо окрашивается фиолетовой синевой, зажигаются звёзды мелким рассыпанным бисером. И земля не дрожит. Больше не дрожит. — Титанов правда нет. Мы с мамой об этом позаботились… Так что можешь спать спокойно…

Николь смеётся, поднимая взгляд на отца. Она крепко держит Леви за безымянный палец и мизинец. Её задорные зелёные радужки блестят в закатных лучах. И, переглянувшись с оруженосцем-Алексом, они затягивают весёлую песню, идя с Аккерманом вровень. Следом за ними следуют остальные, направляясь к дому.

— Знаешь, если бы мне в кадетском корпусе сказали, что я услышу собственными ушами слова “дядя Леви” из уст наших детей, Жан, я бы рассмеялся и у виска покрутил, чесслово, — Конни, подперев голову кулаком, с интересом рассматривал неугомонную группу в соломенных панамах, что хороводом бежали следом за бывшим капитаном. — У него явно талант к усмирению мелких засранцев…

— Говори за своего, — Кирштейн шутливо пихнул друга в бок, ловко переворачивая овощи. В ногах резво крутился Скитс — золотистый ретривер, что надеялся урвать себе что-то, хотя его кормили час назад. Жан пожурил питомца прищуром, Скитс фыркнул и потрусил в дом. — Мои Олив и Алекс — лучшие дети в мире… Так, Райнер, подавай вон ту миску с соусом, я буду заливать рагу…

Брауну приходится опереться о стол, чтобы достать нужный ингредиент. Дерево немного скрипит под таким напором, но благо выдерживает.

— Да, они славные, — соглашается Райнер, подходя ближе к грилю, за которым стоял кашеварящий Жан. Бывшие недруги с полуслова понимают друг друга, и минуту спустя Браун уже ставит на общий стол готовое рагу эльдийской кухни. Миска становится аккурат между ароматным картофелем и мясной тарелкой. Именно за такими изысками марлийцы путешествуют с континента на Парадиз в знаменитый ресторан Жана и Николы.

Со стороны дома уже слышались разливающиеся сладкие ноты грядущей выпечки. Мужчины переглядываются — кажется, скоро уже все будут собираться на ужин. Для быстроты и простоты они всей честной компанией поделились на группы: преимущественно женская под руководством Катрины Аккерман готовила в доме выпечку, преимущественно мужская под началом Жана готовила на заднем дворе всё основное. Была и третья группка именуемая детским садом, они вольны были курсировать как им вдумывается: помогать взрослым или бегать на лужайке у дома, спать в гостевых комнатах или запускать воздушного змея. Ещё был Скитс, который добродушно шёл хвостом за каждым.

— Скитс, нельзя.

Жан настороженно обернулся на голос Катрины, что раздался со стороны дома. Ретривер Кирштейнов был довольно добродушным и игривым, но слушался выборочно: Жана, Кию, отчего-то уважал капитанов. Остальным же пёс добродушно вилял хвостом, но едва ли следовал указаниям. В его мягких карих глазах словно читалась фраза: “благодарю за совет, милейший, как-нибудь сам разберусь”. Детей Скитс признавал, однако тоже не слушал. Он с радостью катал малышей на спине, охранял их, приносил палку или мяч, совестливо терпел без вида мученика любые манипуляции с ушами и хвостом — а Арчи Спрингер при каждой встрече норовил то ли просто облизать ухо, то ли откусить совсем. Оставалось лишь уповать, что в этом прохвосте не кроется чудом уцелевший титан.

Сейчас же Скитс на удивление послушно пристыдился на команду Кáты и попятился от двери. На веранду стали выплывать “пекари” с подносами пирожков и корзинок. Аромат разлился просто невероятный, что желудок чуть вздрагивал в нетерпеливом предвкушении.

Жан выучено оглядывает стол, сверяя правильность сервировки и вида блюд, развязывает фартук. Пытается выискать глазами в потоке людей из кухни жену, но так и не находит Кию. Зато встречается взглядом с Лорой Браун. Та указывает в сторону дома.

— Она поднялась к малышу с капитаном… с Кáтой… — быстро