Князь Владимир - Юрий Никитин

– Довольно, – сказал наконец Суворпредостерегающе. – И так растешь не по дням, а по часам! Неделю тому тебяи на смирную кобылу сажали под мышки, а теперь какого зверя взнуздал!

Владимир не ответил, боялся своего дрожащего голоса. Онгонял коня по двору, приучая к себе, своему запаху, превозмогал слабость,заставляя жеребца ощутить усталость раньше, чем свалится с коня он сам.

Сувор задремал под теплым солнышком, очнулся от надсадногогоготания гусей. Те гоняли забежавшего пса. Сувор потряс головой и удивленноуставился на кружившего по двору маленького всадника:

– Еще на коне? Тебя сам Велес за ноги держит, что ли?Что за малец…

– Добрый конь! – крикнул Владимир из последнихсил. Голос его осип, превратился в жалобный писк.

– Еще бы, – ухмыльнулся Сувор. – У хазарзахватили! А они толк в конях знают.

– Но у меня будет лучше, – ответил Владимир. Голоспресекся, ибо жеребец внезапно пошел боком. – У меня будет свой конь.

Сувор покачал головой, но глаза его смотрели строго инастороженно. Мальчишка родился и был рабом. А рабу не суждено стать князем илизнатным мужем. Правда, при усердии да старании может выкупиться из рабства,стать отроком, затем дружинником, а повезет – то и старшим дружинником. Тогда унего будут свои кони, свой терем, а то и село какое под старость получит вкормление…

Наверху в горнице послышались визгливые женские голоса. Наперила навалилась заспанная и помятая Прайдана. Ее лягушачьи глаза навыкате,закисшие как у дворовой собаки, смотрели зло и подозрительно. Смятое, как сыроетесто, лицо, где отпечатались рубцы подушки, кривилось в брезгливой гримасе.

– Опять этот байстрюк лошадь гоняет, – сказала онасо злостью. – Спать благородным княжичам не дает!

Жеребец оглушительно заржал, понес по двору, уже не слушаяповода. Сувор вскочил, прыгнул прямо с крыльца, но его растопыренные пальцытолько скользнули по шелковой гриве. Упал, перекатился через голову, тут жеподхватился, напружиненный как для смертельной схватки, озверевший, мальчишкана волосок от смерти, однако жеребец внезапно изменил направление, понессяпрямо на забор.

– Узду отпусти! – закричал Сувор оглушительно.

Жеребец распластался в прыжке. На страшный миг Суворупочудилось, что конь разобьется о бревна, затем решил, что заденет копытами заверхнее бревно, перевернется в воздухе и всей тушей рухнет на детское тельце –ни один конь не одолеет такую высоту, – но жеребец как взлетающая птицаоторвался от земли, поднялся в воздух, всплыл как облачко над забором ипередвинулся на ту сторону…

На самом деле озверелый жеребец перелетел над торчащимикольями бревен как стрела, яростно понесся вдоль узкой улицы. Комья земливзлетали над забором как огромные черные галки.

Прайдана злорадно смотрела вслед. Ей с высоты была виднакрохотная удаляющаяся фигурка на бешено скачущем коне. Рядом с ее локтями надперилами появились две детские головки. Золотоволосые, с голубыми глазами, обамальчика были с чистыми нежными личиками, оба в рубашонках до пола, пахнущиецелебными травами.

– Что там? – спросил чистым детским голосомстарший мальчик.

– Все тот же байстрюк, – буркнула Прайдана. –Авось на этот раз сломит себе шею.

Она сладко, с завыванием зевнула, потянулась. Пышные телесазаколыхались. У нее было сочное сдобное тело. Гридни любили ее тискать и щупать,как курицу в поисках яйца, и она гордилась своей дородностью. С такими телесамимогла бы родиться купчихой, а то и боярыней!

– Он опять на коне? – спросил мальчик.

– Да, Ярополк. Ему можно, он – сын рабыни. Зато вы сОлегом – княжичи… Вам надлежит овладевать княжьими знаниями, вы – будущиепечальники земли Русской. А этот… ему можно водиться с конюхами, простым людом,грязной челядью. Он спит в золе на печи, потому его зовут запечником,золушником, попелюшником!

– Запечник, – повторил Ярополк задумчиво. –Это плохо?

– Хуже некуда. Это даже не человек. А ты, напротив,выше человека. Ты – княжич!

День клонился к обеду, когда к воротам княжьего теремаподошел, тяжело ступая, вороной конь. На спине сидел измученный мальчонка. Лицои волосы были серыми от грязи, мутные капли все еще прокладывали дорожки черезслой пыли.

Гридень-воротник мотнул было головой в сторону ворот, мол,сам открывай, потом закроешь за собой, но увидел отчаянные глаза ребенка,нехотя поднялся:

– Да ты едва жив… За что себя так истязаешь?

Конь потащился во двор. Гридень запер ворота, покрутилголовой. Чересчур неистов мальчонка, не выживет душа взрослого мужа в такомкрохотном тельце. Не жилец на этом свете. Не жилец.

У коновязи Владимир соскользнул по влажному боку, едва-едваодолевая слабость и головокружение. Неверные пальцы не сразу поймали уздечку.Он повел коня по двору вдоль забора. Нужно охладить, иначе запалится. Дляскачки будет негоден, разве что отдать холопам для работ в поле или забить намясо для псов…

Он сделал первый круг, успокаивая и охаживая коня, когдасверху раздался визгливый крик:

– Ах ты, змея шелудивая!.. Явилси!.. А на кухне котлыне чищены… А у котлов дров не напасено! А свиньи не кормлены!

Прогремел дробный перестук каблуков, ключница носила сапогипо новгородской моде. Владимир успел увидеть перед собой лишь необъятные телесаразгневанной бабищи. Тут же сильная рука швырнула его оземь, спину ожгла резкаяболь. Он услышал свист рассекаемого воздуха, поспешно зажмурился, оберегаяглаза, закрыл лицо ладонями.

Он слышал, как треснула под плетью ветхая рубашонка. Жгучаяболь полосовала тело. Он попробовал подняться, но сильный удар по голове бросилна землю. Сверху гремел крик разъяренной огромной женщины, в голове мутилось, ончувствовал тошноту.

Убьет, мелькнула тоскливая мысль. В полубессознательномсостоянии он встал на четвереньки, вскрикнул от страшной боли в боку: острыйносок сапога ударил по ребрам. Его отшвырнуло, он перекатился трижды, всякийраз хватая в пригоршни пыль и грязь, во рту стало солоно, он выплюнул кровь.

Гаснущим сознанием слышал и звонкий детский смех –счастливый и беззаботный. Через перила свесились и с удовольствием наблюдалидве белокурые головки. Один княжич крикнул со смехом:

– Прайда, попелюшник уползает!

– Как ящерица, – добавил другой.

– С перебитой спиной!

Он в самом деле пытался ползти, но свистящие удары плетьюсбивали с ног. Лохмотья рубашки опустились на землю. Он наступал на них локтямии коленями, падал лицом в залитую его кровью грязь, вызывая неудержимый смехтам наверху:

– Прайда, у запечника штанишки целы!

– Прайда, а ты сможешь…