Скандальное лето - Мередит Дьюран

— А-а… — Аластер отложил в сторону вечерний выпуск «Таймс» и склонил голову, глядя перед собой невидящим взором. Погруженный в немое оцепенение, он казался поникшей марионеткой, у которой обрезали нити.

Майкл заговорил, стремясь нарушить гнетущую тишину:

— Как понимать твою записку?

— Ах да. — Аластер рассеянно ущипнул себя за переносицу и устало потер глаза. — Я, кажется, послал тебе записку.

— Наверное, ты был мертвецки пьян?

Аластер бессильно уронил руку, но в глазах его сверкнул гнев, что немного обнадежило Майкла.

— Напротив, совершенно трезв.

— Тогда объясни, в чем дело. Там какой-то вздор о бюджете больницы. — Отдернув последнюю штору, Майкл обнаружил источник скверного запаха — оставленный на полу поднос с завтраком. Джонс заблуждался: Аластер не притронулся к тарелке с едой. Должно быть, горничные побоялись забрать поднос, но не осмелились сказать об этом дворецкому.

— Не знаю, кто наплел тебе, будто мы нуждаемся в средствах, это не так, — обернувшись, произнес Майкл. Черт бы побрал этих сплетников. Не следовало пускать в больницу того газетчика. Майкл надеется, что статья затронет положение бедноты и необходимость правовых реформ.

Но вместо этого репортер уцепился за сенсационный сюжет: брат герцога собственной персоной заботится об отбросах общества. С тех пор больница оказалась в центре жадного внимания публики. Ее осаждали толпы любопытных, от любителей легкой наживы до политиканов — скучающие матроны, наслушавшиеся россказней о Флоренс Найтингейл[1], мелкие мошенники, торгующие чудодейственными снадобьями от всевозможных недугов, и вдобавок политические противники Аластера, которые зло высмеивали Майкла на страницах газет в надежде нанести урон репутации его брата. Не будь Майкл так поглощен заботами об Аластере, он пришел бы в ярость.

— Ты неверно понял, — отозвался Аластер. — Это не пересказ слухов, а извещение. Вы лишились главного источника финансирования.

— Но ты и есть мой главный финансовый источник.

— Да, и я намерен положить этому конец.

Майкл замер на полпути к стулу, стоявшему напротив письменного стола.

— Прости… что?

— Я прекращаю финансирование больницы.

На мгновение Майкл онемел от изумления. Опустившись на стул, он попытался улыбнуться.

— Ладно тебе. Это неудачная шутка. Без твоих денег больницу…

— Придется закрыть. — Аластер нарочито тщательно сложил газету. — В лечении бедняков есть одно неудобство. Они не в состоянии платить.

— Ты… верно, шутишь.

— Вовсе нет.

Их взгляды встретились. В глазах Аластера застыло безучастное выражение.

Майкла осенила догадка.

— Больница — не ее замысел! — Да, больница носила имя Маргарет, но так пожелал сам Аластер. Да, Маргарет поддержала идею Майкла, и все же больница была его проектом, его детищем. Тем единственным, в чем ему удалось превзойти брата. — Больница моя. — Итог почти десятилетнего тяжкого труда, средоточие его жизни. Ни одно другое лечебное учреждение в стране не могло поставить себе в заслугу столь низкий уровень смертности. — Боже праведный! Только потому, что Маргарет одобрила создание больницы…

— Ты прав, Маргарет ничто не связывало с больницей, — подтвердил Аластер. — Но я подумал и решил, что это неразумное вложение средств.

Майкл покачал головой, не в силах поверить в реальность происходящего.

— Должно быть, я сплю.

Аластер нетерпеливо побарабанил пальцами по столу.

— Нет, ты не спишь.

— Тогда это полнейший вздор. — Майкл хлопнул ладонью по столу и поднялся. — Ты прав. Ее имя не должно быть увековечено, она этого не заслуживает. Я сегодня же позову каменщиков. Мы сотрем ее чертово имя с фасада. Но ты не можешь…

— Не будь ребенком, — холодно произнес Аластер. — Ты не сделаешь ничего подобного. Газетчики раздуют из этого скандал.

Майкл разразился громким отрывистым смехом.

— Ты думаешь, они промолчат, когда больница внезапно закроется?

— Да. Если ты проявишь известную тонкость и деликатность.

— О, так ты хочешь и меня вовлечь в это безумие? — Майкл взъерошил волосы и с силой дернул за вихры, но боль не принесла утешения, а лишь добавила горечи, усилила смятение. — Аластер, неужели ты всерьез думаешь, будто я помогу тебе разрушить дело моей жизни, для того только, чтобы ты смог утолить жажду мести? Маргарет мертва, Ал! Ты не заставишь ее страдать! Пострадают лишь те несчастные мужчины и женщины, которых мы лечим!

Аластер пожал плечами.

— Возможно, тебе удастся пристроить самых слабых из них в какое-нибудь другое благотворительное учреждение.

У Майкла вырвался сдавленный возглас гнева. Ни одна другая благотворительная больница в Лондоне не располагала подобными субсидиями — средствами, выделяемыми Аластером, пятым герцогом Марвиком, в помощь нуждающимся. И Аластер хорошо это знал.

Отвернувшись от стола, Майкл сделал небольшой круг по комнате, чтобы унять бурю чувств, поднявшуюся в его душе. Им владела ярость. Гнев, горечь, изумление, сознание предательства терзали его.

— Кто ты? — воскликнул он, устремляя на брата взгляд, полный ужаса. Аластер неизменно поддерживал все его начинания, находил слова ободрения, снабжал деньгами. Хочешь изучать медицину? Отличная мысль. Открыть больницу? Прекрасно, позволь мне взять на себя все расходы. Аластер всегда был его защитником, верным другом… в юности он заменил Майклу родителей, поскольку, видит Бог, их отец и мать вечно были заняты иными заботами. — Это говоришь не ты!

Аластер снова передернул плечами.

— Я такой же, как и всегда.

— Черта с два! Ты уже давно не тот, что прежде! — Майкл на мгновение замер, силясь привести в порядок разбегающиеся мысли. — Боже мой, так, значит, это ее рук дело? Неужели ты позволишь Маргарет разделить нас? Ты этого хочешь? Не может быть, Аластер, ты ведь не сделаешь этого!

— Я знал, что мое решение тебя огорчит. Мне, право, жаль. — Аластер пристально разглядывал свои сцепленные руки, лежавшие на столе поверх книги для записей. Книги с пустыми страницами. Он уже несколько месяцев не открывал конторских книг, не читал писем. Все его дела, все каждодневные обязанности легли на плечи брата.

Майкл нисколько не возражал. Когда он был ребенком, Аластер защищал и оберегал его. Потом представился случай вернуть брату долг, и Майкл действовал не раздумывая. Теперь же… мысль о бесконечных заботах последнего времени разъедала ему душу, словно соль свежую рану.