Таня Гроттер и молот Перуна - Дмитрий Емец

Забившись поглубже под одеяло, дочка дяди Германа досталаиз-под подушки зацелованный портрет Гэ Пэ и стала придирчиво сравнивать его соригиналом. Пока она сравнивала, оригинал вздыхал и, страдая, грыз ногти. На подбородкеи щеках у Гурия пробивалась колючая, явно не раз уже тронутая бритвой щетина,которую журналисты упорно именовали юношеским пушком. М-да, как ни крути,мальчик подрос – неудивительно, что его все время тянуло жениться.

Спустя минуту Пипа окончательно утвердилась во мнении, чтоактер, играющий Гэ Пэ в кино, безусловно, симпатичнее. Однако этот Пуппервыгодно отличался от того Гэ Пэ уже тем, что был настоящим. В том, киношном,магии было не больше, чем в банке из-под обувного крема.

«С клиентом все ясно! Будем брать тепленьким!» – заключилаПипа и небрежно сунула фото под подушку. Фотография утратила свою ценность.Дурнева-младшая нацелилась на оригинал.

– Гурий, – заворковала она, – давай поговоримсерьезно! Зачем тебе Гроттерша? Она черствая, как подошва!.. Тебе нужен кто-то,кто понимает твой сложный внутренний мир: метлы, драконбол, комиксы, конфетки сзапахом тухлых сливок! И потом, тебе уже семнадцать! Где этой тупой тибидохскойхамке удовлетворить твои интеллектуальные запросы? Да она даже дезодорантомпользоваться не умеет! Я не рассказывала тебе, как она брызнула дезодорантом наволосы, перепутав его с лаком?

Пипа замолкла и зыркнула на Пуппера, проверяя, потрясла лиего эта подробность.

Но едва ли Гурий даже слышал ее. Его сознание совершало свойсобственный забег. Внезапно он вскочил. В глазах у него запылал демоническийогонь, свидетельствующий то ли о наличии в роду темных магов, то ли о богатойфосфором рыбной диете.

– Я понял! Я вызову его на дуэль! Пуф-пуф из кольца, инет Джон Вайлялькин! – крикнул он страшным голосом.

Это чудо, что тетя Нинель и дядя Герман не проснулись нитеперь, ни прежде, когда вопила Пипа. Должно быть, это была заслуга ватныхзатычек дяди Германа и наушников тети Нинели.

С этими наушниками была отдельная история. Не так давномадам Дурнева купила звуковой гипнокурс «Похудей вместе с музыкой». Всю ночь внаушниках у нее переливался инструментал, на фоне которого убеждающий мужскойголос страстно нашептывал с частотой четыреста слов в минуту: «Какая у тебячудесная фигура, дорогая! Я ненавиж-жу мучное… Я ненавиж-жу жиры и углеводы!Меня тошнит от котлет!» По утрам загипнотизированная тетя Нинель сильнозадумывалась, прежде чем вонзить вилку в первую за день индейку. Ее биланервная дрожь. Как-то ей почудилось, что курица в бульоне укоризненношевельнула ножкой, будто пыталась сказать: «За что? Куда мы все катимся?» ТетяНинель даже стала поститься с обеда до полдника, чего прежде с ней никогда неслучалось.

– Берегись, Джон Вайлялькин, колдун-вуду! Я будуиспепелять тебя в пух и прах!!! Мое кольцо не ведать промаха! – сновакрикнул Пуппер.

Откликаясь на его призыв, такса Полтора Километра завылаиз-под дивана. Из дальней комнаты ей немедленно откликнулся Халявий. Да-да,именно Халявий… Оборотень не пожелал возвращаться в Трансильванию даже послеутраты посоха. В мире лопухоидов ему нравилось куда больше. Внучок бабы Рюхидаже вознамерился устроить личную жизнь и требовал у дяди Германа, чтобы тотдал в газету объявление:

«Мужчина редкой, запоминающейся внешности и уникальныхнравственных качеств желает познакомиться с полнокровной женщиной средних летдля совместных прогулок под луной. Звонить по телефону 8-916-ХХХ-ХХ-ХХ, кр.полнолуний и полдня».

Особенно Халявий гордился тем, что в объявлении несодержалось ни капли лжи. Внешность у него действительно была запоминающейся, анравственные качества – уникальными. Что же касается полнолуний и полдня…

– В полнолуние я того… загрызть ненароком могу. Вполдень же у меня крыша едет, – смущенно пояснял Халявий.

«Он меня даже не слышал!» – огорченно подумала Пипа,разглядывая Пуппера, который продолжал бросать вызов Ваньке с такой энергией,словно Валялкин прятался в шкафу и наотрез отказывался выходить.

Пенелопа энергично отбросила одеяло, вскочила и почтинасильно принялась гладить развоевавшегося Пуппера по жестким темным волосам.Удивленный Гурий отпрянул было, но внезапно обмяк и, вздрагивая спиной,уткнулся ей лбом в плечо. Для этого ему пришлось основательно ссутулиться. Пипабыла на полторы головы ниже, зато вдвое шире Гурия. Руки и лоб у англичанинабыли холодными и влажноватыми, как у русалки, зато Пипа обжигала, как масляныйрадиатор.

В целом эта парочка могла напомнить дядю Германа и тетюНинель, а заодно навести кое-кого на кое-какие мысли.

«О-о! Птичка уже на насесте!» – обрадовалась Пипа, прекращаятревожиться из-за пижамы. Пупперу было явно не до этого.

Пипа уже торжествовала, но тут Гурий отстранился и сударением на последний слог деловито окликнул:

– Пипа́!

Дочка председателя В.А.М.П.И.Р. вздрогнула. Она не привыклак такой переделке своего имени на французский лад.

– Пипа́, я хочу попросить у тебя что-нибудь издетских вещей Тани!

– Зачем? – неприязненно спросила Пипа.

– Я очень прошу! Хотя бы что-то незначительное!

– Я что, похожа на свинью-копилку? Станем мы всякоебарахло хранить! Мамуля Танькино шмотье сто лет назад вышвырнула, –огрызнулась расстроенная Пипа.

– Вдруг осталось хоть что-то! Подойдет любая вещь… Этопоможет мне перенести разлуку, – напирал Гурий. В нем, как во многихиностранцах, наивность удивительным образом сочеталась с практичностью, асентиментальность с расчетом.

Пипа закусила губу. Ей стало ясно, зачем на самом деле Гурийповторно явился в Москву в пятый день нового года. Жилетка жилеткой, а делоделом – очень здравый подход. Мальчик со счетом в банке отлично знал, что емунужно.

– Пипа́, я тебя умоляю! Я так несчастен! Хотякакой-нибудь слюнявчик, хоть бутылочку, хоть погремушку! – вновь взмолилсяПуппер.

Дочка дяди Германа скрестила на груди руки.

– Вот уж не думала, что великого Гурия Пуппера можноосчастливить погремушкой!.. Да, пожалуйста! Если что найдем – все твое! –произнесла она с холодностью холодильника «Бош».