Кровные оковы - Властимир Невзоров

должно быть передано в письмах? Не смотрите на меня так, – Лоренц кисло улыбнулся, – я прекрасно понимаю, зачем вас вызывали сегодня на уединённую беседу. Но, увы, ваш господин – я, а не мой батюшка.

Оруженосец вздохнул и кивнул уважительно.

– В неверности меня уж точно обвинить нельзя, вы прекрасно о том знаете. Но, если бы вы об этом не сказали, то да, я бы отчитывался о каждом нашем шаге. Как, например, вон о том, – он покосился на окошко стоящегоу дороги дома. У открытых ставен стояла, сжавшись, грустная русоволосая девушка в белой сорочке, тихонько всхлипывала и не отрывала взгляда от всадников. Лоренц проводил её нежным взглядом и махнул рукой. Та только залилась слезами пуще прежнего.

– Я верно понимаю, что эта особа – причина вашей нелюбви к госпоже Катарине? – мягко спросил Олаф. – Я замолчу, когда велите. Но поймите и решение вашего батюшки. Вспомните, как вы относитесь к своему брату…

– Я всё понимаю, – оборвал его Лоренц, отвернувшись и закусив губу. – Мы не успели совершить ничего непоправимого. Аннет скоро тоже выдадут замуж, я позаботился о том, чтобы ей нашли достойного и богатого супруга. Мы оба понимали, что будущего у нас всё равно нет. Я благодарен отцу за то, что он свёл меня с моей женой. Она… хорошая девушка. И я надеюсь, что когда-то полюблю её так же сильно.

– Я рад это слышать, – тихо отозвался Олаф. Говорить с ним было легко, хоть иные дворяне осудили бы за такие беседы не по статусу. Но не с сёстрами же разговаривать на эти темы! Оруженосец был уже семейным человеком, и мог бы подсказать что-то по таким непонятным ещё вопросам. – Напомните, по какому поводу сборы? Я занимался делами командования, и тонкости политики пропустил за делами.

– О, как же вы так, – ухмыльнулся Лоренц. – Фратейцы опять расшалились. Перешли реку и встали по нашу сторону. Королевский двор Маатании утверждает, что не давал Кеофии разрешения на пересечение моста, но, кажется, кому-то просто заплатили чуть больше обычного…

Олаф устало вздохнул.

– Видимо, два года назад недостаточно глубоко их в степь загнали. Что послужило поводом на этот раз?

– Продажа порченого зерна, – тихо отозвался Лоренц. – Они отправили его в дома присмотра – знаете, наверное, что такое? Дворы, где растят детей-сирот. Многие отравились, часть воспитанников умерла. Вот только беда в том, что наши люди занемогли от того точно так же. Они не знали, что с хлебом что-то не так, пока не начали болеть сами.

– Их можно понять, – мягко заметил оруженосец, – дети для них священны. Как бы отреагировал Флоссфурт, если бы служащие в храмах погибли от заморской провизии?

Лоренц покачал головой.

– Мы тоже пострадали. Но почему-то не пошли сечь крестьян, которые не уследили за своими полями. Вернее, пошли, – он вздохнул, – но увидали в их домах те же беды. В этом не было злого умысла, человеческого, по крайней мере, – он коснулся пальцами переносицы. – Теперь на границе стоят воины Фратании. А в окрестных городках и деревнях начали находить убитых и искалеченных. Они ли, или кто воспользовался суматохой, чтоб свести старые счёты – кто знает.

– И князь Фернетт решил дать им бой на наших землях, наскоро собрав людей с окраин, – не вопросительно, а как-то расстроенно и уверенно закончил Олаф. – И что вы чувствуете? Кроме опасений за управу, разумеется?

Лоренц, помедлив, отвёл глаза. Признаваться в трусости не хотелось. Вепрь – животное могучее и храброе. Будет ли он иметь право дальше ехать под своими знамёнами, если признает, что пальцы его дрожат со вчерашней ночи?

– Это должно было когда-то случиться, – наконец выдавил он, – но мне жаль, что первым военным опытом станет масштабное столкновение, а не шайка смуглокожих лазутчиков.

Отряд уже давно пересёк ворота, и теперь шёл по желтоватым осенним мокрым степям. Стены города остались позади, хоть шум улиц всё ещё был слышен. За всадниками шли пехотинцы, после них – обозы с едой. На одной из телег сидел молодой юноша в светлых шёлковых одеждах – служащий церкви Всесветного, заменяющий им полевого лекаря.

– Думаю, ваш батюшка, Его Сиятельство Филипп Альмонт, не зря отдал вам письмо для фельдмаршала, – улыбнулся оруженосец, – вас не бросят на передовую без подготовки. Перво-наперво вам должны будут преподать всё то, чему не смогли обучить дворовые оружейники. Поверьте, парады отличаются от боя так же сильно, как и сказки, что читают ваши сёстры, от настоящей дворцовой жизни.

– Но почему меня не обучали вы сами? Почему не приставили преподавателя с опытом? – Лоренц был раздосадован. – Неужели батюшка думал, что судьба обойдёт меня стороной?

Слуга покачал головой.

– Думается мне, он надеялся отправиться вместе с вами. Но, когда вы вошли в возраст, в услугах наших войск легион не нуждался. А теперь… теперь Его Сиятельство вряд ли сможет кататься верхом, уж простите мне мою прямоту.

Мне ценна твоя прямота, хотел было ответить Лоренц. Ценна, и потому я так недоволен, если ты пытаешься юлить и выбирать выражения. Он и сам понимал, что перебитые кости у батюшки вряд ли срастутся безболезненно. Но он, увы, перед отцом заискивал так же, как Олаф – перед ним самим. И бесполезная, но такая сладкая надежда стала одним из тех обещаний, которые он вряд ли исполнит.

Стен больше не было видно, да и городской шум уже не слышался. Вокруг были бескрайние равнины с пожухлой травой, по одну сторону дороги мальчишки пасли коз. Увидав солдат, они бросили свои палки и встали у края, восторженно глазея на процессию и размахивая руками. Олаф подал знак горнисту; тот звонко затрубил, и мальчишки радостно завопили и захлопали в ладоши.

– Святая простота… – пробормотал Лоренц, покосившись на детей. – Провожали бы они нас так же радостно, если б среди отряда позади были их отцы или старшие братья?

– В вас верят, – просто ответил оруженосец, – и вашу семью любят. Ведь, в конце концов, ради чего ещё мы сейчас едем, если не ради вот этих мальчишек, и их коз, и спокойствия в степи? Во имя чего идёт борьба, кроме мирной жизни простых людей?

– Ещё бы это кто-то, кроме нас, знал, – усмехнулся тот. Деревенские часто ругали власть, в кабаках постоянно были слышны пьяные