Летние истории - Миэко Каваками
Шрифт:
Интервал:
Я проверила телефон: ни сообщения, ни звонка от Макико нет. Значит, они благополучно сели в нужный скоростной поезд в Осаке и уже минут через пять будут здесь. Мы договорились встретиться тут, у северного выхода в сторону Императорского дворца. Конечно, я им подробно все объяснила и даже карту послала, но все равно немного волновалась. На всякий случай я проверила, не перепутала ли дату. Двадцатое августа, все правильно. Мы так и условились: двадцатое августа, Токийский вокзал, северный выход в сторону Императорского дворца, половина первого.
Значит, так. Я тут узнала, что слово «сперматозоид» происходит аж из древнегреческого. А для яйцеклетки в Древней Греции, получается, слова не нашлось? Как-то нечестно. Короче, это главное, что я сегодня выяснила. Сначала я пробовала ходить в школьную библиотеку, но там какие-то замороченные правила по выдаче книг. И вообще книг там мало, тесно, темно, и все время кто-нибудь норовит подсмотреть, что я читаю, — приходится прятать. В общем, теперь я стараюсь ходить в нормальную библиотеку. Там можно посидеть за компьютером, например, и не так стремно, как в школе. В школе все как-то тупо. Да, я знаю, вот так писать, что там все тупо, это тоже тупо. А, ладно. В школе хотя бы все разруливается само, без моего участия, так что это ничего. Но вот дома так не получается. Это два разных мира. Здорово, что я могу писать. Это можно делать где угодно, были бы ручка и бумага. К тому же это бесплатно. Я могу написать все, что только захочу, вообще все. Такое счастье! Например, сейчас мне хочется написать «бесит». Нет, не так. Заглавными буквами. БЕСИТ, БЕСИТ, БЕСИТ.
Макико, которую я встречала сегодня из Осаки, — это моя старшая сестра. Ей тридцать девять лет, а ее дочери Мидорико — скоро двенадцать. Дочку она воспитывала одна.
Девочка родилась, когда мне исполнилось восемнадцать, и некоторое время мы жили все вместе в тесной квартирке в Осаке. Дело в том, что Макико рассталась с мужем еще до рождения дочери, и помочь ей было больше некому, ни с уходом за ребенком, ни деньгами. И мы решили, что чем бегать туда-сюда, лучше съехаться. Тогда отец к Мидорико ни разу не приезжал, да и потом, насколько мне известно, они не встречались. Думаю, она с ним даже не знакома.
Я до сих пор толком не знаю, почему Макико разошлась с мужем. Отлично помню, что много разговаривала с ней по поводу развода и теперь ее бывшего; помню, что думала, как же это плохо, но как все это произошло — не помню, хоть убей. Бывший муж Макико родился и вырос в Токио, потом перешел на работу в Осаке, где и познакомился с Макико. Она забеременела почти сразу. Помню, муж называл ее «дорогая», на столичный манер. В Осаке никто так не говорил.
Выросли мы с ней в квартире на третьем этаже дома в портовом районе у моря. Первый этаж занимала пивная. Квартира была крошечная: две комнаты, одна другой меньше. Оттуда до моря было рукой подать. В детстве я могла часами смотреть на свинцовые глыбы волн, которые с оглушительным плеском разбивались о серые волнорезы. Сбитое от ярости дыхание моря разлеталось по всему городку и ощущалось в любой его точке. По вечерам на улицах появлялись шумные пьяные компании. Помню, я часто видела людей, присевших на обочине дороги или за домами. Драки и шумные разбирательства считались обычным делом; один раз прямо передо мной приземлился сброшенный кем-то сверху велосипед. Бродячие собаки неустанно щенились, щенки подрастали и тоже обзаводились потомством. Но там мы прожили всего несколько лет. Вскоре после того, как я пошла в начальную школу, отец исчез, а мы с мамой и Макико переехали к бабушке в муниципальную квартиру.
С отцом я провела меньше семи лет. Даже в детстве я замечала, какой он маленький. У него было тело подростка. Он никогда не работал, только валялся дома дни и ночи напролет. Бабушка Коми — наша бабушка с маминой стороны — презирала зятя, испортившего дочери жизнь, и за глаза называла кротом. Целыми днями в пожелтевшей майке и кальсонах он валялся на футоне, который никогда не сворачивали. Он никогда не выключал телевизор, даже когда все ложились спать. Рядом стояла пустая пивная банка, заменявшая ему пепельницу, и толстая стопка журналов. Курил он непрерывно, стряхивая в банку пепел, так что квартира провоняла табаком. Ему было настолько лень напрягаться, что на нас он смотрел в зеркальце, не оборачиваясь. В хорошем настроении он мог и пошутить, но обычно был неразговорчив. Не помню, чтобы он хоть раз поиграл с нами или куда-нибудь нас сводил. Зато стоило ему впасть в дурное настроение, как он начинал орать, иногда, напившись, бил маму. А бывало, так расходился, что добирался и до нас с Макико. Мы все его страшно боялись.
Однажды я вернулась из школы и поняла, что отца дома нет.
Квартира была все та же, тесная и сумрачная, с грудами грязного белья на полу, но в отсутствие отца она будто преобразилась. Я сделала вдох и шагнула на середину комнаты. Попробовала голос. Сперва он звучал тихо — непривычный, точно чужой. Я попробовала еще раз — и из горла хлынули внезапные, глубоко запрятанные слова. Тут никого нет! Никто меня не остановит! Я пошевелила руками, ногами, потом начала танцевать, и с каждым движением тело становилось все легче. Я чувствовала, как изнутри меня наполняет сила. Пыль на телевизоре, грязная посуда в раковине, наклейки на посудном шкафчике, черточки на дверном косяке, которыми мама отмечала наш с Макико рост. Все это я видела уже много-много раз, но теперь оно сверкало, будто посыпанное волшебным порошком.
Отойдя от первого восторга, я вновь приуныла. Ведь я прекрасно понимала: все это ненадолго. Просто отец в кои-то веки вышел из дома по делам, вот и все. Я сняла ранец, села в уголке комнаты, как обычно, и вздохнула.
Но отец в тот день не вернулся. И на другой, и на третий. Взамен к нам стали наведываться какие-то мужчины: раз за разом маме
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!