Любовь негодяя - Мария Бушуева

И Филиппов был явно не доволен присутствием второго.

— Я думал, здесь только дамы… — сказал он, даже не попытавшись недовольство скрыть. — Так сказать, полный накол. — Он пролагал, что с молодежью надо говорить на идиотическом жаргоне. Сейчас бы он так много отдал, чтобы сбросить лет десять и вновь стать свободным, как юный орел! — Нет, нет я не пью, — отказался он от предложенного Еленой вина, — а если пью, то много. Сейчас я работаю над статьей.

— Георгий, можно тебя на минуту, — Елена выманила Гошу в кухню. — Порежь колбасу…

Расчет был точен. Пока они отсутствовали, Филиппов мгновенно договорился с Аней. И, когда Лена и Гоша вошли, они уже стояли, готовясь уйти.

— Приносим извинения этому дому, — сказал Филиппов, торжествующе на молодого соперника посмотрев, — но мы с Анной вас покидаем. Решили побродить по вечернему городу. Лето…

— И мы… — начал было Гоша…

Но Филиппов с такой быстротой вытолкнул Аню за дверь, что Гоша даже не успел закончить фразу.

— Бежим! — Шепотом крикнул он, захлопывая дверь и глядя на Аню горячими глазами. — Погоня! — И они слетели по лестнице, словно школьники.

Городской вечер сверкал огнями, прошел дождь и блики, отсветы, огоньки плавали в лужах, пахло цветами и сигаретным дымом, откуда-то доносился старинный романс.

— А куда бежим? — Они стояли под огромным тополем, крона которого издавала монотонный шум, едва различимый в звуках вечера, но могучий по той возможной силе, котируя таил в себе зеленый лиственный рой. Она подняла глаза — их взгляды встретились.

— Давайте… ко мне.

И в нем точно оркестр зазвучал и душа его откликнулась: «Только раз бывают в жизни встречи, только раз судьбою рвется нить, только раз…»

Оставшись одни, Гоша и Елена, почувствовали совсем разное. Она — немного злорадное удовольствие, что все получилось, как она и спланировала: точно актеры, Филиппов и Аня, сыграли ею, Еленой, поставленную для них пьесу; он — печаль. Печаль Георгия была такой силы, что у него заболела голова. Сначала он хотел сразу уйти, но, представив, какая тоска по случившейся потере охватит его дома, как начнет хлопотать его усталая, одинокая мать, думая, что он, ее милый сын, ее надежда и опора, простудился, то есть пропустит занятия в университете, что у него обострился тонзиллит, а значит может быть осложнение… И он остался.

Елена приготовила кофе. Потом дала ему аспирин. Таблетка тоже не подействовала. И тут Елену осенило. То была вторая победа, может быть, гораздо более важная, чем первая — спланированное усечение подруги и вечер один на один с Гошей.

— Я умею снимать головную боль, — сказала она, — ладонями. Сядь и расслабься.

— Тоже — ведьма! — Хрипло проговорил Гоша, отдаваясь жару ее пальцев.

— А кто еще? — Она засмеялась, угадав, что держит в руках маленький ключик к его душе.

— Аня.

— Я об этом не знала. — Она сделала многозначителью паузу. — Ей нельзя верить. Она — фантазерка. А лечение биополем требует очень серьезного подхода.

— А у тебя это откуда?

— Не знаю. Но всем в институте я снимала головную и зубную боль.

И правда, боль начала понемногу отступать. Он расслабился, по телу потекло тепло. Может, самовнушение?

— А что ты еще можешь?

— Влюбить в себя на всю жизнь того, кто в меня не влюблен.

— И меня?

За окном рявкнули тормоза. У него потемнело в глазах. Он спросил это севшим голосом, уже понимая, что вошел в речную воду с желанием утонуть — а зачем, зачем теперь, когда Аня ушла с другим, ему радостно и свободно плавать на гребнях резвых кудрявых волн, на дно, на дно, в объятья русалки. И пусть внешне русалка — Аня, а Елена, скорее, похожа на веселую молодую вдову, остается только одно — утонуууууть! И поцелуй их был, как омут. И вдруг, уже кружась под водой, он натянулся, как струна, — нет, нет, не хочу тонуть! — и стал по — собачьи отфыркиваться, барахтаться, чтобы выбраться на берег. Любовницей она оказалась такой опытной, или он был еще слишком необразован в любви физической, что долго, весь следующий день, тело его тут же откликалось на любой эротический знак: обнаженную девичью коленку, картинку в журнале, женскую улыбку в метро… И тем не менее он принял трезвое решение — с Еленой больше никогда!

А она, улыбаясь на улице всем встречным парням, уже была уверена: еще одна такая встреча и цель достигнута. О, неужели я так сильна? И ей страстно хотелось скорей, скорей сходить с ним в Загс, а потом… И она улыбалась встречным парням, оценивая каждого как своего возможного любовника.

Но потом ей стало стыдно и она пришла домой, открыла блокнот, в котором иногда делала дневниковые записи, чтобы, как она шутила, скрасить себе долгую скучную старость чтением своих девических заметок, и написала крупно и отчетливо, как отличница.: «Я хочу выйти замуж за Георгия. Он — чудо! Я клянусь, что не изменю ему ни разу ни с кем!»

Лечащий врач вызвал Марту звонком. Значит, что-то ужасное! Она быстро собралась, позвонила Володе на работу.

— Его нет, — сказала секретарша Неля. Ей так хотелось сказать супруге шефа: «И не было сегодня совсем» — Неля была в курсе — и очень в курсе! — что Филиппов летом всегда живет один в городской квартире. Но она удержалась.

— Ушел по делам.

— Передайте ему, пожалуйста, что я уехала в больницу к маме. Меня вызывает ее врач.

— Дай Бог, все обойдется, — тут же посочувствовала Неля. Она вообще умела быстро откликаться: и сочувствовать, и осуждать, и делать нужные выводы. Секретарши, как резиденты, любила говорить, выпив рюмочку с подругами, никто о них ничего не знает, а они все обо всех. Но она несколько переоценивала свою засекреченность. Многие догадывались, что отношения ее с Филипповым несколько ближе, чем тому полагается быть. Но и эти некоторые тоже кое-что переоценивали. Тот единственный эпизод, когда нетрезвый Филиппов привез ее к себе, так и оставался пока единственным, что заставляло Нелю кусать от досады накрашенные ноготки. Мысленно, разумеется, так как ноготками она очень и очень дорожила. Досаду вызывало лишь то, что он, действуя ей на самолюбие, почему-то не предлагал больше провести вместе время, а она полагала, что такие, неформальные, отношения с шефом просто необходимы для хорошего и спокойного семейного быта: и лишние деньжата выпишут, и никогда не уволят за какие-нибудь ошибки, и мужу можно всегда сказать, что на работе ее весьма ценят. С мужем она, кстати, жила душа в душу: он верно служил своему начальнику, она — своему. Правда, в ее преданности всегда была нотка — хитринка, но на то она и женщина! И все — таки, хотя Филиппов регулярно выписывал ей премии, пока отношения их не превратились в стабильные — два раза в месяц как минимум — она покоя не чувствовала. Самолюбие тоже было задето: она что ему не понравилась? У нее хорошенькие ножки, хорошенькая мордочка…Так чего? Достоинства мужские самого Филиппова ее мало волновали, но кое-что как опытная молодая бабенка оценить она сумела и, мельком оглядев его, голого, сделала вывод: ему бы конюхом работать ай-да-ну.