У всех свои муравьи - Даниэль Глаттауэр

Все дело в том, что люди подсознательно то и дело интригуют там, где, по идее, общественная среда требует интеграции. Отсюда можно произвести безупречные с точки зрения языковых норм смешанные словосочетания, например, интригационный форум (обмен новейшими достижениями в области интриганства), интригационное разъяснение (с указанием даты и содержания интриги, предъявляемое истцом на процессах по делу оклеветания). А также интригационные фонды по поддержке нуждающихся интриганов. Неплохо было бы все это интегрировать в новый бюджет.

Отцы ворочаются, не в силах уснуть: каждая третья пятнадцатилетняя дочь готова признать, что имеет «постоянного любовника». Но и это еще не все. Десять процентов австрийских девушек утверждают, что «занимались сексом с четырнадцати». Нет, не с четырнадцатью парнями, – боже упаси! – а с четырнадцатилетними сверстниками.

Сегодня существуют три взгляда на частную жизнь подростков: согласно первому, их жизнь – полная противоположность всему тому, что было у их родителей. Согласно второй точке зрения, этот вопрос не должен никого касаться и не обсуждается, любой интерес со стороны родителей уже считается бесцеремонным вмешательством в личную жизнь. Третий взгляд на проблему в целом предлагает рассматривать родительские попытки типа «Ты можешь обсудить с нами любые темы» попыткой втереться в доверие со стороны людей старшего возраста – от них попахивает вуайеризмом (старики заранее пускают слюни от предвкушаемых подробностей) – и должны решительно отсекаться.

Успехи общества «Католической рабочей молодежи», которому удалось вытащить из одной тысячи семиста девушек сведения об их частной жизни, при всем желании не заслуживают высоких оценок. И вот люди старшего поколения просят у нас разъяснить, что же это такое – «постоянный любовник»? Тот, с кем постоянно ходят в кино? С кем вместе едят мороженое? Держатся за ручки? Постоянно… что? И где? И как часто? Для чего? А как же школа? И кто будет платить пособия?

У каждой третьей пятнадцатилетней девушки «постоянный любовник». А кто у каждой первой и второй? Много, но не постоянных? Интересно, сколько? Тысячи озабоченных родителей просят «Католическую рабочую молодежь» провести углубленные исследования.

К самым худшим каверзам уходящего ноября принадлежат среди прочего снова введенные с этого года ежедневные акции затемнения. Политикам ничего другого не оставалось, как включить после Дня Всех Святых рождественскую иллюминацию. Однако ее, к сожалению, недостаточно, чтобы мы могли определить качественное содержание той смеси, какой пахнет в эти дни Вена (она пахнет пуншем). Зачем нам пунш, мы знаем: он помогает перешагнуть в новый год, причем позволяет сэкономить на страшных подробностях того, «как» нам это удалось.

Дни без дневного света сами по себе являются случаем, достойным рассмотрения со стороны Конвенции по защите прав человека (правда, и в самом Брюсселе не настолько светло, чтобы там смогли критически осветить данную проблему). Ниже мы перечислили, почему считаем такое положение вещей неприемлемым:

– с утра пораньше открываем глаза и не можем понять, то ли сейчас день, то ли ночь, и посему они вновь захлопываются до поры, покуда за окном не посветлеет. Через несколько недель нас увольняют с работы;

– мы бредем по улицам и чувствуем себя словно актеры-любители в русском черно-белом телефильме «Восставший Бухарест»;

– спасаясь от мелкого града, мы не глядя вламываемся в первый попавшийся магазин (когда банковский счет заблокирован, то как назло им оказывается «Версаче»);

– придя домой, мы заползаем под одеяло с мыслью: то, чего мы не видим, того и не существует, а значит, нет зимы.

Севернее Шёнбрунна вот уже почти пятнадцать лет прячется пиццерия, которой управляют симпатичные китайцы – предположительно наиболее сведущие в своем деле держатели подобных заведений в Вене, что понимаешь уже с порога. Как бы то ни было, пицца у них получается отлично, а кьянти за небольшие деньги доставляет нёбу большое удовольствие. Но самое примечательное в этой закусочной то, что она расположилась по диагонали напротив здания Семинара Макса Райнхарда[63] и служит второй сценой величайшим актерским талантам отечества. Здесь студенты избавляются от балласта теории и становятся самими собой. Звучит это так:

А.: «Здесь есть чем перекусить?» (хозяйка кивает и тщетно показывает взглядом на лежащее перед ним меню.) Б.: «Я возьму эту… эту… эту… лапшу, спааа-ге-ти, да, вот их я и возьму». Хозяйка: «Какие?» (Снова показывая на меню.) Ц.: «Вы варите эти спааа-гетти по классическому рецепту? Так-так-так, со вкусным соусом?» Хозяйка: «Могу предложить болоньезе». Ц.: «Бо-лонь-езе! Да, так он зовется». Б.: «Ты берешь с бо-лонь-езе? Тогда я тоже». А.: «Значит, вы с бо-лонь-езе?» Хозяйка: «Вы тоже?» А.: «Я?» Все взгляды прикованы к А. «Ну, если вы берете его…» Хозяйка: «И вы?» Нет, если бы на этом все и закончилось, то это было бы недостойно учащихся драматической школы. И он просит подать ему меню.

Вчера утром меня поймали в метро как зайца. Знаете, как это унизительно? Вокруг солидные люди. У всех проездной документ. У всех, кроме меня.

«Проверка проездных билетов, пожа-а-луйста!» Сердце сжалось в комок. Верхний свет, люк? Ничего. Руки судорожно стали рыскать по карманам в поисках чего-нибудь, что можно было бы предъявить. Карамель от кашля… но она не пройдет. В правом кармане пиджака у меня лежали десять проездных билетов. Только что приобретенных. Но в спешке я забыл один из них «пробить». К извинениям контролеры глухи. Кто поверит человеку, пойманному с поличным?

«Что с вами, господин?» Держу высоко в руке документ с отметкой за прошлый месяц. «Его срок истек, господин!» – безошибочно угадывает контролер. «Я знаю», – говорю ему в ответ, не найдя ничего более остроумного. «В таком случае, господин, сойдите на остановке!» Сказано громко, достаточно, чтобы все услышали. Каждому захотелось поймать взгляд преступника. «Или заплатите штраф пятьсот двадцать шиллингов, господин». Я в ответ: «Пффф». «Да, придется оплатить!» Беру штрафную квитанцию и исчезаю.

Вот такой случай. Спасибо, что выслушали. Это утешает. И потом, эти пятьсот двадцать шиллингов я теперь вычту с налога как издержки на рекламу.

На днях у наших журналистов возникло недоумение по поводу оформления – с эстетической точки зрения безукоризненного – обложки приложения к одному солидному журналу. На ней был изображен привлекательный художественный объект. В удачной композиции красочных пятен сильное впечатление производила игра серых оттенков, мягкие формы, вычурные и грациозные изгибы. Чистые линии придавали объекту основательное равновесие.