Разбитая наковальня - Данила Ромах

храбрых безумцев, в коих нашлась воля резать, рубить и сжигать чужаков в мире материй и конечности бытия.

– Иными словами… Владельцы тех мечей!

– И не только они, милое дитя. Множество историй поведают тебе за пышными столами, в облаках песен и дыма от костров. За вратами – место, где их измученные души цветут, как розы: не ведая ни времени, ни тоски, ни тревог. Таков древний договор между мною и Первыми.

Ленна коснулась двери: та была горяча, будто из печи, но совсем не обжигала руки. Безвременное пламя, заключённое внутри рельефов, того самого рода, описанного в легендах. Огонь, что по всему Междумирью может разойтись пожаром, пожрав и демонов, и их создателей. Девушка всмотрелась в златые лики – те мёртвыми глазами смотрели на неё в ответ.

Что ты здесь делаешь?

Разве ты мертва?

Уходи, пока не поздно!

– Они говорят со мной… – сказала Ленна Смерти.

– Да? Ты не обязана их слушать.

– Они хотят, чтобы я ушла.

Смерть вновь взглянула сквозь Ленну. Здесь, в этом божественном царстве, бесконечное могущество Той, Что Забирает лишь множилось. Саму душу средней сестры пронзил холодный взгляд царицы загробной. И в витках тревог и переживаний, средь суеты моментов прошедших увидела Смерть не страх перед собою – сомнение.

– Про какой уговор ты говоришь, о Смерть?

– Когда Опалённые впервые подняли клинки из колдунова железа на демонов, устои гадких сил в этом мире рухнули.

Смерть там была. Бродила над полем брани, тянущимся за горизонт. Видела она, как владыкам рога ломали, копьями к земле кровавой прибивали, провожали в холодные руки первобытным криком. Горели демоновы храмы пламенем сияний, пламенем перемен.

– Не хочу вдаваться в подробности… – вернулась богиня из воспоминаний. – Явление Первых предзнаменовало новую эпоху. Правление жителей Междумирья, Загоризонтья было окончено, даже третьи боги не хотели испытывать судьбу и сошли с континентов и островов. – Она кивнула на врата. – Сие место было возведено, дабы обезопасить души могучих воинов от мстительной божественной стихии. Или напротив – уберечь хрупкий баланс вне материи от их бессмертного гнева. А коль возвращаются демоны, возвращаются и Опалённые.

Правду говорит Смерть, но ты её не слушай.

Уходи прочь, пока можешь.

Живи, покуда живётся.

Покуда мы всякое зло убили, живи.

– Имена их и последователей остались в секрете, и могилы их либо разграблены, либо спрятаны в глубокой пещере… – закончила за божество девушка.

– Всё-то ты знаешь, Ленна Стук. Годы, проведённые в библиотеке моих детей, пошли на пользу.

– …Короли оставили после себя незыблемые границы своих владений, учёные – великие труды, но после Опалённых не осталось ничего. Просто слухи, домыслы и детские сказки. Это несправедливо.

– Они оставляют после себя мир, – Смерть покосилась на врата, – но я даю тебе шанс узнать истину. Она там, за дверями.

– …И я останусь в твоём царстве, о Смерть, и боле пути назад, к живым, не найду… – Мастерица замотала головой. – Я так не могу.

– Почему не можешь, дитя?

– Потому что меня ждут мои сёстры, мой отец, шедевры, что мы сделаем для алых тварей. Мы принесём в Киррик великое знание о Драконьей Гибели, об оружии, что из него куётся, и спасём человечество. Ты ведь знаешь о демонах и о том, что скоро придут они в эти земли?

Смерть неохотно кивнула. Она видела, как рвётся Междумирово полотно над тысячами трупов. Даже Регалия не видала за историю свою такой густой бойни. На войне, как в котле, бурлила кровь и ярость: истинное наслаждение для каждого детища больного ума небожителя. Отведя взгляд поодаль, Смерть встретила ещё наблюдателя: лунные очи его касались будущего грани и были полны предвкушения. Полубог алый ждал воплощения своих пророчеств.

– Скажи, о Смерть, почём стоит знание, что не передать никому? Упрятанное за печатями, вратами, зашитыми ртами? Какова цена тайне, что тайной останется? – Ленна свела брови. – Ноль!

– Что ты такое говоришь, Смертная?!

– Три мастера покинули Киррик, а после – мир живых, не предложив последователям своим ничего, кроме наставления себя отыскать. Мои сёстры покинули страну, а я – смертное тело, лишь бы добраться до секретов, столь важных человечеству.

– На то наверняка есть причины, не так ли? – песнь надменная была Смерти слогом.

– Да, но! – возразила Ленна. – Что, если это искусство Драконьей Гибели сгинуло бы вместе с ними? Если забрали бы его с собою в могилу три кузнеца? – скоро спрашивала девушка, не ожидая ответа.

– К чему ты клонишь?

– Вместо того чтобы открыть знание миру, который тысячу лет должен быть благодарен Опалённым, ты предлагаешь пожинать знание это только мне одной. Какой вздор… – От Смерти отвернулась мастерица. – Скажите мне, Первые… Смогу ли я добраться до вас в мире живых?

В далёкий путь

Мы позовём тебя.

В последний путь.

Придёшь к нам.

Ленна ещё раз погрузилась в раздумья. Та, Что Забирает, терпеливо ждала решения своей образованной гостьи. Божество было полно искреннего восторга: такая неслыханная дерзость доступна лишь храбрецам иль безумцам.

– Прости, но я отказываюсь от твоего дара, Сама Седая Смерть, – дочь Регола поклонилась низко-низко. – Я не отдамся вечному покою, удовлетворив своё любопытство, я присягну Первым – и каждому, кто пойдёт по их пути. Я найду их, выведаю всё, что смогу, и заключу эти знания для потомков.

– Всей жизни не хватит, чтобы такое провернуть, – честно сказала Смерть.

На то уже готов ответ был:

– Тогда я не умру вовсе. Бестелым безымянным призраком останусь средь мира и вечно буду беречь наследие великих. Чтоб никакое знание более не сгинуло и открылось достойным нести это тяжкое бремя. Я испытанием претендентам стану, чтоб присягнуть могли лишь те, кто готов расстаться с прошлым собой!

Смерть помрачнела, ссутулилась, сбросила с себя вид, с человеком роднящий. Под ликом её засияли кости, и всё ближе становилась Та, Что Забирает к своему образу из мифов и легенд – ужаса простого люда.

– Это то, чего ты хочешь? – говорила уже не дама, а чудище из костей и лоскутов ядовитого дыма.

– Да, – кивнула Ленна, не страшась истинного лица гибели всех и каждого.

– Но мертвецы, что среди живых остались, своё имя забывают, лики родных своих не узнают, покоя не ведают.

– Я не забуду свою семью, как не забуду жертву Первых и всех последующих. Я буду помнить.

Смерть уж всюду была: от края до края темнот своих заполнила она сединой и стужей, тысячей могил завыла, сотней пустых глаз смотрела на девушку, ожидая хотя бы шороха