Правитель страны Даурия - Богдан Сушинский

– Ну, для начала ему нужно дойти до Берлина…

– И дойдет. Кто в этом может усомниться?! – возмутился генерал этим неверием Нижегородского Фюрера.

– Война, знаете ли, обламывает и не таких «куражистов», как наш, – кисло проворчал тот.

Да, Родзаевский сам рекомендовал Курбатова на роль командира группы «Маньчжурских стрелков», но слишком уж ротмистр уверовал в свои силы. И очень быстро поверил в него сам атаман. Полковник не заметил, как оказался подверженным самой низменной зависти.

– А я хочу, чтобы вхождение в высокие кабинеты, – развивал тем временем свою мысль Семёнов, – вы, Курбатов, начали уже здесь. Чтобы не боялись их, в соболях-алмазах. Когда в Берлине начнутся расспросы, что да как, сообщите в рейхе, как незадолго до перехода русской границы побывали на переговорах в штабе Квантунской армии вместе с самим главкомом Семёновым. Это сразу же придаст вашей особе веса. Тем паче при желании немцы легко смогут проверить эту информацию и убедиться: из Маньчжурии им прислали не кого-то там, а влиятельнейшего офицера белой армии!

– Когда пойдет рассказ о том, кто послал и где перешел границу, – германцы, конечно же, не поверят, – молвил Родзаевский.

– Мне тоже когда-то не верили, – опять вспомнил Семёнов ту историю из Первой мировой с захватом почти роты соперника. – Причем не столько фрицы, сколько свои. Так что не тушуйтесь, ротмистр.

– …Точно так же усомнятся и в реальном участии в переговорах с квантунскими штабистами, – не дал сбить себя с мысли Нижегородский Фюрер. – Гестапо, СД, армейская контрразведка или полевая жандармерия… В чьи бы руки вы, Курбатов, ни попали, вас сразу же начнут шерстить…

Семёнов азартно как-то извлек из кармана портсигар, и, не предлагая никому, закурил.

– Не поверят, да, – согласился он. – Первое дело, не поверят, в соболях-алмазах. Но со временем убедятся. Ведь должны же здесь промышлять их разведчики, – многозначительно взглянул он на фюрера Российского фашистского союза, словно ни минуты не сомневался, что в его лице видит резидента абвера. – Не может такого быть, чтобы самураев наших Гитлер совсем уж без присмотра оставил! И потом, вы ведь и в самом деле участвовали; тонкости всякие припомните.

– О деталях поговорим особо, – вполголоса обронил Родзаевский, вновь вклиниваясь в их разговор. – Легенда, подробности, умение выстраивать линию повествования, не путаться в названиях населенных пунктов… Всему этому в разведывательно-диверсионной школе вас готовили, но пройдемся по основам этой науки еще раз.

– …А главное, держаться следует уверенно: и здесь, в штабе, и в Германии, – поддержал его атаман. – В таком деле, как переговоры, всякая мелочь вес имеет. И с Красновым, с генералом Красновым на равных говорить! – помахал он перед лицом ротмистра увесистым, волосатым кулаком.

– Есть только на равных! – улыбаясь, заверил Легионер.

– Не тушеваться ни в коем случае! От имени самого атамана, верхглавкома Семёнова говорить будешь, в соболях-алмазах! Так пусть они перед тобой робеют.

– Очевидно, продвигаться к линии фронта с Германией следует с таким шумом, чтобы мы еще только до Урала дошли, а в Берлине о группе такой – «Маньчжурских стрелков», о славе её среди энкаведистов, уже знали, – определил свое собственное виденье пропаганды этого рейда Курбатов. – И можете не сомневаться, ваше превосходительство, именно так мы и будем прокладывать себе путь к победе.

– Вот, – ткнул ротмистра пальцем в грудь атаман и, обращаясь к Родзаевскому, подытожил – ты понял, полковник, как должна идти к границам рейха диверсионная группа генерала Семёнова? Любая из наших, семёновских групп.

Исподлобья поочерёдно поглядывая на собеседников, Родзаевский задумчиво кивал. Как показалось Курбатову, мысленно он уже был слишком далеко не только от этого разговора, но и от этих мест.

– Господин генерал Томинага знает, что доблестные русские казаки стремятся поскорее вернуться в родные места, господин генерал Томинага знает…

Иногда Семёнову казалось, что Томинага – слишком рослый для японца и почти европейского телосложения – вообще ничего не произносит. Просто не успевает что-либо произнести, поскольку думает, говорит и даже кивает вместо него – тщедушный, мальчишеского росточка переводчик. Страдальчески худой и хрупкий, он обеими руками поддерживал слишком большие для него, а потому несуразные очки. И все говорил и кланялся. Тараторил, кланялся и снова лапотал, словно побаивался, что встреча генералов кончится раньше, чем он сумеет выболтать весь запас русских слов. А знал их переводчик немало и по-русски изъяснялся, следует отдать ему должное, вполне сносно. Даже всевозможные выраженьица даурцев зазубрить успел, азиат – душа его некрещеная.

Атаману тоже не оставалось ничего иного, как почти после каждой фразы вежливо склонять голову.

– Для того и создана наша эмигрантская армия, чтобы рано или поздно вернуться в Россию, – степенно заметил он.

– И это оцень-то правильно. Господин Томинага понимает, как важно для казаков иметь свою армию, господин Томинага понимает…

– Надеюсь, господин генерал знает и то, что мы готовы добывать свою свободу оружием, а посему хоть сегодня согласны выступить против России. Вместе с Квантунской армией, конечно, – добавил атаман с некоторым опозданием.

Как ни странно, перевод на японский продвигался у маленького японца почему-то слишком медленно. Семёнов уже успел заметить, как тот так старательно подбирает слова, будто чужим для него является не русский, а… родной язык.

– Господин генерал говорит, что уже знает о «Российских военных отрядах» армии Маньчжоу-Го, состоящих из подразделений бывших 1-го и 2-го Маньчжурских стрелковых полков, Егерского батальона и 1-го Маньчжурского стрелкового дивизиона Вашей Особой Маньчжурской Атамана Семёнова дивизии[26]. Из той вашей прежней… – было вне сомнений, названия старых подразделений – явная отсебятина переводчика, поскольку вряд ли Томинага помнил об их существовании. Но атамана удивил сам факт, что япошка-лингвист всё знает – А также из других казачьих частей. Господин генерал говорит…

– Не нужно напоминать мне, из каких подразделений состоит мое войско, – как можно спокойнее предупредил прежде всего переводчика атаман, будучи уверенным, что толковать эти слова генералу тот не станет.