Мир-село и его обитатели - Алексей Шепелёв

За тридевять земель скакать не надо: всего лишь километр от центра – от почты и домов по раздолбанной асфальтовой дороге – приятная прогулка – и будет Моружихина (Маружихина? Муружихина?..) лощина. Все так всегда и называли, но толком про название никто не знал. Бабушка говорила, что, верно, по помещику здесь жившему. Конкурирующее название – 1-я лощинка (есть ещё 2-я и 3-я дальше) – в наш век компьютерный, понятно, окончательно вытеснило историческое: из нынешних юнцов его, наверно, никто вообще не знает.

Недавно мне рассказал дядь Гена (которого бабушка, вы помните, звала комичным, он отца постарше – я, наконец-то, расспросил его с пристрастием), как умер дед. Умер просто: пришёл с работы, схватился за сердце, заметался, повезли в больницу (местную), положив на дроги… там сделали укол, после чего скончался, 55 лет. Ни вскрытий, ни дознаний тогда не проводилось (хотя 68-й год), бездорожье ещё было. Дом после пожара строить они кирпич за двадцать вёрст на лошади возили – всё попадали в дождь… Едва построил, умер. Но объяснил дядь Гена, отчего. Дед ему рассказывал: вызовут – идёшь ночью один, жрать в войну и после войны нечего – комок земли зачерпнёшь с пашни и проглотишь.

Теперь же моя племянница (Александра, правнучка деда Саши) как должное, с детской гордостью произносит: «мы, фермерские дети…» – как ни крути привилегированный тоже новый класс. И видно: полтора кэмэ прокатила с нами на велике, а дальше его бросает, вдруг ревёт и заявляет: дедушке звонить иль папе – пусть приедет на «ЗИЛу» и заберёт отсюда! Стоит и плачет, на фоне чуть тронутого речной прохладой, невыразимого и никому не нужного майского заката, и вокруг – та же земля, та же Моружихина… И забрали – в кузов вместе с велосипедом!

Про столовую школьную у неё спрашиваю. «Мы за своим столом сидим и никогда почти что не едим – невкусно! А за тем – все эти Зюзики и Телепузики: по три добавки и первого и второго захомячивают (так и сказала – в значении „уписывают“) и по три компота! Потом рыгают, икают и пукают весь урок!» Им и группа продлённого дня, и подарки в лагере и на Новый год – всё в радость, только воняет от них и слова связного добиться невозможно, а без него и никакой революции нет.

Когда проверили задание, сочинением Артёмки оказалась единственная фраза в новой тетрадке: «Вот прошло лето, я вспоминаю ничё».

Первая песня, которую я помню, «Синий иней». Видимо, она играла повсюду, а мне было года три-четыре (а песне уже дюжина годков!). И, как ни странно, зима…

Тогда мы мало что знали о чартах и платиновых дисках (и слава богу!), популярность измерялась не тем… Гоняешься-гоняешься на улице, и внезапно… в незаметно наступающем, как бы спускающемся на землю в виде особого воздуха вечере, пахнущем чем-то особенным – летним и вечерним – в этом прогретом и остывающем вечернем воздухе как бы сами собой всплывают одни и те же сочетания звуков, музыки и слов… Вроде бы и источников звука не много: кто-то из приезжих завёл в неурочный для селян час пригона скотины пластинку – на другом берегу речки, звучно-раскатисто слышно издалека, проснулся и клуб рядом, кто-то прошёл мимо с магнитофончиком «Романтик» под мышкой…

«Под мышкой каменный топор, а в руке копьё!», «Выбери меня, выбери меня!..» – это нам неинтересно, пропускаем мимо ушей, что-то тут школьное слышится (хотя отличнейшие, по зрелом размышленьи, вещи!), а душе юной хочется чего-то заоблачного, не поддающегося ни языку рассыпчатому, ни привычным мелодиям… И мы такое находим – «Модерн токинг»!

Причём сначала я услышал лишь молву – от Вовки дружбана, приезжего к соседям. «Есть такая группа, – развязно, по-городскому, сообщает, – поют: „Я нахал, я нассал!“ – и не стыдно, совсем обнаглели!»9 Я, конечно, заинтригован, пытаюсь вызнать, как такое вообще возможно…

Чтоб послушать, не надо далеко идти: нет, он не протягивает айпад или айфон с наушниками, не кидает ссылку… Технология куда совершеннее: всё само звучит в воздухе! (Хоть не по желанию, а объективно, но услышать можно – уж «Модерн-то токинг» в Сосновке точно!).

И этот empty10 «МТ» – не современные развалины европоп-дуэта, а это настоящий всемирный бум: фанатом я не был ни чего, мне радостны были узнавания… Раскрываешь «Пионерскую правду» – там о проблемах поклонников сладкоголосого Томаса Андерса: мешают, дескать, советским школьникам учиться и трудиться… Приезжаешь в Москву – там по ТВ столичному показывают! (по ЦТ ни-ни!) – по вовкиному, кайф! Тут – говорят – концерт на стадионе! Покупаем, наконец, свой магнитофон – с ним в комплекте две кассеты: чистая и выпущенный на «Мелодии» альбом «МТ»!.. Но это уже позже, я забежал в перёд, а пока – прибегает опять в сад к амбарчику Вовка, и поёт уже куда приличнее: «Ты мой хлеб, моя соль, моя ты радость, и моя ты бо-оль!»

Все энти «Дискотеки 80-х» и 90-х мне тяжеловато смотреть (и не смотрю) – не то. Сейчас уж, как хотите, тотальная какая-то «педерастия» везде просматривается, а раньше, в сами напроломные 90-е, был лишь легчайший намёк на неё, и то это уж всё «оттудова» припожаловало (у нас, в стране советов недолюбленной, кругом была монументалистика, но коли не Кобзон и Магомаев – Антонов, Мартынов, Ободзинский, Хиль, Боярский – мужчины всё же, не ошибёшься!).

Впрочем, тогда я в этом мало разбирался. Кажется, что году в 89-м Вовка ещё показывал, как кубик из «Восставших из ада», спичечный коробок, весь исписанный ручкой. И сам магические латинизмы зачитывал: «Metallica, Sepultura, Nirvana, Nautilus Pompilius…» Рок-музыку я довольно сознательно всю юность игнорировал, познав лучшие образцы этой культуры лишь на первых курсах университета, причём родные «наутилусы», исполняемые студентами в подворотнях и на капустниках, так и не прижились. С начала 1990-х я пропагандировал увлечение техно-жанрами, с нерусскими, недлинными и не особо лиричными текстами.

А пошло всё с «Модерна»! Самый праздник для души – поначалу неожиданный – когда влетает тот же Вовка, или ещё кто-то, и кричит: «Концерт!» Красочных афиш не припоминаю, да и название, по сравнению с загадочными санскрито-латинизмами, не дюже производило впечатление: «Группа популярной музыки Виктора Редкозубова».

Но когда я сидел в первом ряду клуба, набитого битком, и в двух метрах от меня на нашей невысокой сцене рождалась настоящая музыка – чёткая, привычная (хиты, снятые один-в-один), оглушающе громкая… Даже произносимое в паузах «Группа популярной музыки Виктора Редкозубова!» так и отлетает от зубов, звучит затухающей реверберацией, халтурой так не гордятся. Лишь теперь понимаешь, какая роскошь: барабанная установка, гитары, синтезаторы, сам Редкозубов, иногда выскакивающий подыграть на трубе! Человек десять профессионалов (не всегда все на сцене), лабающих на все вкусы, плюс юмористические интермедии.