Люди Льда. Книги 1-47 - Маргит Сандему

рядом с ней на спину. Он взял ее за руку, после чего доктор Сёренсен укрыл их обоих одеялом.

— Мой мозг должен быть полностью свободен от всякой информации, — сказал Натаниель. — Только так я смогу получить от Тувы какой-то сигнал. Если это возможно.

То же самое подумали про себя и доктор с Йонатаном: если это возможно — получить хоть какой-то сигнал от живого трупа.

На этот раз Йонатану показалось, что время тянется невыносимо медленно; он сидел и думал о том, что надо бы включить батарею и приготовить им чего-нибудь поесть, однако не решался пошевельнуться. Он не мог знать, что происходит в сознании у Натаниеля и Тувы. Единственное, что он знал — это что они с доктором Сёренсеном должны соблюдать абсолютную тишину. Натаниель не мог с определенностью обещать, что сможет рассказать им что-либо в ходе эксперимента. Он не думал, что это возможно. Но он обещал сделать им знак рукой, — той, что лежала поверх одеяла, — если контакт будет все-таки установлен.

Пока что ничего не происходило.

А ведь они начали час с лишним назад.

Йонатану хотелось встать и размяться, — он уже все себе отсидел, хоть стул был и мягкий.

Доктор Сёренсен сидел, накрыв своей ладонью руку Натаниеля, чтобы усилить воздействие.

Вдруг они оба замерли.

Рука у Натаниеля чуть дрогнула. Он приподнял едва заметно три пальца — и тут же их опустил.

Доктор и Йонатан обменялись взглядом. Напряжение в спальне достигло своей наивысшей точки.

Натаниель действительно получил сигнал.

В течение истекшего часа он сосредоточил все свое внимание на Тувиной душе и сознании — или говоря проще, на мире ее представлений. Первые полчаса все было мертво и глухо, он ощущал лишь медленно проплывающую тишину.

Однако он всецело сосредоточился, вытеснив таким образом из своего сознания все остальное. Даже Эллен, которая неизменно присутствовала в его мыслях. Все, абсолютно все было подчинено Туве.

И вот он пришел, слабый-слабый сигнал, откуда-то очень издалека.

Вначале только это и было.

Но потом медленно, с промежутками в несколько минут, стали пробиваться какие-то звуки, напоминающие слова.

И наконец… он сумел уловить тонкий, слабый, растерянный голос:

«Я спешила… через леса и моря… через века…»

Но тогда это не та Тува, которая лежит рядом! А Тува из затерянной страны.

Разумеется! Тува, что кричала во сне, взывала к нему издалека. Он должен был быть готов к этому.

Тоненький голосок продолжал:

«Я за тридевять земель от тебя… Но может быть, ты сейчас меня слышишь? В своем далеке?»

«Да, Тува, да, я слышу тебя, — ответил он мысленно. — Я хочу помочь тебе. Где ты?»

Ее голос звучал так жалобно, что у него сжалось сердце.

«Я в Японии, — прокричала она. — Я не могу вернуться назад».

«Почему?»

«Меня заточил сюда Тенгель Злой. Я шла по ложному следу. Моя инкарнация…»

«Я слушаю. Так что с ней?»

«Она принадлежит к боковой ветви, которая осталась в Японии. Отец Тенгеля Злого родом отсюда, ты это знал?»

«До сегодняшнего дня — нет. И ты по-прежнему в своей инкарнации?»

«Да. Мне из нее не выйти. Он намерен оставить меня здесь, пока я ему не понадоблюсь».

«Как Эрлинга Скогсрюда. А что ты знаешь о своей инкарнации?»

«Ее зовут Сэдзуко, она придворная дама в штате маленького императора. Через четыре года она должна умереть, и тогда я тоже умру. Но Тенгель Злой рассчитывает, что я ему пригожусь раньше. То есть, пригожусь в настоящем».

Натаниеля пробрала дрожь.

«И тогда ты сохранишь себе жизнь?»

«Думаю, что да. Натаниель, я хочу домой», — взмолилась она.

«Ты знаешь, как должна умереть Сэдзуко?»

«Нет. Знаю только, что это произойдет через четыре года».

«А в каком году ты сейчас?»

«По нашему летосчислению в 1181-ом. Я сама его выбрала. Век Тенгеля. Это было глупо!»

1181 год. Натаниель подсчитал в уме. «Тува, тогда я знаю, как она умрет. В 1185 году произойдет большое сражение при Данноура, и весь клан Хейке погибнет. Включая императора, и, по-видимому, всех придворных дам».

«Натаниель, я не хочу умирать!»

«А ты и не умрешь. Мне кажется, я знаю, что нам делать».

«Скажи мне!»

«Я не могу спасти тебя, пока жива Сэдзуко. Ты находишься во власти Тенгеля Злого, и, кроме того, мы не можем вторгаться в уже прожитые жизни, вмешиваться в судьбы ушедших людей. Мы должны подождать, пока Сэдзуко умрет — и в момент ее смерти я попытаюсь освободить тебя».

«Но это ужасно! — простонала она. — Это же будет только через четыре года! Мы не можем столько ждать. Скоро Тенгель Злой воспрянет от сна и выйдет на свет, он сам так сказал, и тогда мне придется служить ему».

«А ты этого хочешь?»

«Нет, нет», — зарыдала Тува.

«Хорошо! Тогда слушай меня внимательно. Я избавлю тебя от долгого ожидания. Я направлюсь, в обход времени, прямо к битве при Данноура. И там тебя встречу».

«Но до этого еще целых четыре года!»

«Да, для Сэдзуко. Но не для тебя. К моменту моего появления она уже проживет эти четыре года. Благодаря моему вмешательству ты тотчас же перенесешься в 1185-ый, потому что мысли мои будут нацелены именно на этот день. „Двадцатый четвертый день третьего месяца при Данноура в провинции Нагато“. Видишь, какие у нас точные сведения, так что мы можем попасть прямо к битве. Я знаю, где находится Данноура, — когда у нас был перерыв, я сверился с картой. Это на берегу пролива Шимоносеки, в южной оконечности самого большого в Японии острова Хонсю. И вот что любопытно: на карте Данноура не значится, но в рукописях, которыми я воспользовался, один раз упоминается название Шимоносеки».

«О, Натаниель, мне так не хочется тебя во все это впутывать!»

«Успокойся, все будет хорошо. В момент смерти Сэдзуко я буду рядом с тобой».

Судя по голосу, Тува несколько приободрилась. «Сделай все, что можешь! Я должна к вам вернуться!»

«Тува, я буду с тобой. Положись на меня! До скорой встречи!»

«Натаниель, не оставляй меня!»

Но он уже отрешился от нее и приготовился к медленному возвращению во внешний мир.

Он открыл глаза и сел на кровати.

— Ну что? — крикнули в один голос доктор Сёренсен с Йонатаном.

Натаниель покрутил головой и начал рассказывать. Он постарался как можно точнее воспроизвести свой разговор с Тувой.

— А теперь, доктор Сёренсен, — неожиданно произнес он, — теперь начинается новая фаза, новый эксперимент. Я не могу пойти в бой, вооружившись одними мыслями. На этот раз я должен быть самим собой.