Рогалик в Хогвартсе - Elanor

Золотистый свет сгустился вокруг меня, образуя почти непроницаемый кокон. Я попытался использовать свою дементорскую ауру, выплеснуть волну холода и страха. Но свет, казалось, поглощал ее, нейтрализовывал. Мои способности, моя темная сила — они были бесполезны против этой древней, светлой магии.

— Эта магия, Гарри, — пояснил Дамблдор, видя мои тщетные попытки, — создана для борьбы с существами Тени. С теми, кто заключил с ней союз. Она не причинит вреда чистой душе. Но если в тебе есть тьма… она ее выявит. И, возможно, исторгнет.

Я понял. Это была ловушка. Идеальная ловушка. Он не атаковал меня напрямую. Он использовал магию, которая должна была «исцелить» меня, но для моей нынешней сущности, пропитанной холодом дементоров, это «исцеление» было равносильно смерти. Моя сила была частью меня. Отнять ее — значило уничтожить меня.

Боль была не физической. Это было нечто худшее. Я чувствовал, как золотистый свет проникает в меня, выжигая мой внутренний холод, тот самый холод, который стал моей броней, моим оружием. Я чувствовал, как рвутся нити, связывающие меня с той первобытной тьмой, что дала мне силу. Это было похоже на то, как если бы из меня вырывали часть души. Но не ту светлую, человеческую часть, о которой пекся Дамблдор. А ту, новую, темную, которая позволила мне выжить.

Мои ментальные щиты трещали. Окклюменция была бессильна против этого всепроникающего света. Я видел, как Дамблдор внимательно наблюдает за мной, его лицо было серьезным, почти скорбным. Но в глубине его глаз я видел стальную решимость. Он не остановится. Он считал, что спасает меня. А на самом деле — убивал.

«Недооценил… недооценил старика…» — эта мысль билась в моем агонизирующем сознании. Я был так сосредоточен на Волдеморте, на Снейпе, на своих мелких интригах, что проглядел главную угрозу. Великого Ткача, дергающего за все ниточки. Того, кто считал себя вправе решать, какой должна быть моя душа.

Я попытался закричать, но из горла вырвался лишь хрип. Силы покидали меня. Мое тело билось в конвульсиях, но не от физической боли, а от внутренней борьбы. Моя темная сущность отчаянно сопротивлялась «очищению», но светлая магия Дамблдора была слишком сильна, слишком чиста.

— Прости меня, Гарри, — тихо сказал Дамблдор, когда я начал оседать на пол. — Но это необходимо. Иногда, чтобы спасти дерево, нужно отсечь больную ветвь.

Больную ветвь… Вот кем я был для него. Не человеком. Не учеником. А проблемой, которую нужно устранить.

Последнее, что я почувствовал, — это как мой внутренний холод окончательно уступает место всепоглощающему, выжигающему свету. А затем — пустота. Более глубокая, более страшная, чем та, что была после смерти от «Авады». Это была пустота лишенной сути оболочки.

Смерть от «исцеления». Смерть от ловушки Дамблдора. Какая ирония. Великий Светлый Волшебник оказался не менее безжалостным, чем Темный Лорд. Только его методы были более изощренными, прикрытыми маской заботы и «общего блага».

«Записать в Архив… — прошептал мой угасающий разум. — Альбус Дамблдор. Уровень угрозы — максимальный. Методы — скрытая манипуляция, использование древней светлой магии, нейтрализующей темные способности и артефакты. Мотивы — «великое благо», устранение неконтролируемых элементов. Вывод: недооценил. Фатально. Свет не менее опасен, чем Тьма. Возможно, даже более… потому что он всегда уверен в своей правоте».

Мир померк. И я знал, что когда снова открою глаза под стук колес Хогвартс-экспресса, мой взгляд на эту войну изменится навсегда. Теперь у меня было не два главных врага. А три. И Великий Альбус Дамблдор, со своей паутиной интриг и своей безжалостной «заботой», занял в моем списке почетное первое место. Потому что предательство того, кто должен был защищать, ранит сильнее всего.

Глава 13. Седьмое попадание. Запретные фолианты и шепот из Бездны

Седьмой круг ада начался с оглушительной пощечины реальности. Стук колес, боль во лбу — неизменные атрибуты моего персонального Чистилища. Но на этот раз к ним примешивался новый, особенно горький привкус — вкус предательства от руки того, кто мнил себя светочем добра и справедливости. Альбус Дамблдор. Его «исцеляющая» ловушка, его безжалостное стремление «отсечь больную ветвь» — меня — выжгли последние остатки наивности, если таковые еще могли существовать после шести смертей. Теперь я знал наверняка: враги были повсюду, и самый опасный из них носил маску добродушного старого волшебника.

Купе Хогвартс-экспресса. Рон Уизли с энтузиазмом запихивал в рот приторно-сладкий котелок с кремом, а Гермиона Грейнджер, по обыкновению, уткнулась в толстенный фолиант, вероятно, «Нормы и практика международного магического сотрудничества» в преддверии Турнира. Их голоса, их смех, их полное неведение о том, что я только что вернулся с очередной собственной казни, устроенная самим Директором, вызывали во мне не просто холодное презрение, а почти физическое отвращение. Они были не просто статистами; они были винтиками в машине этого мира, машины, которая раз за разом перемалывала меня.

— Гарри, ты сегодня еще бледнее обычного, — Рон, наконец, оторвался от своего лакомства, его лицо выражало дежурное беспокойство, за которым, как я уже давно знал из своего Архива Змеиной Души, скрывалась лишь смесь зависти и желания поживиться за мой счет. — Опять шрам? Или Волдеморт во сне явился?

— Хуже, Рон, — мой голос был тих, но в нем звенел такой могильный холод, что он невольно поежился. — Мне явился Альбус Дамблдор. Во всей своей лицемерной красе.

Гермиона оторвалась от книги, ее брови сошлись на переносице. — Гарри, не говори так о профессоре Дамблдоре! Он великий волшебник, он…

— Он великий манипулятор, Гермиона, — оборвал я ее, не повышая голоса, но вкладывая в каждое слово всю ту ледяную ярость, что накопилась во мне. — Великий интриган, готовый пожертвовать кем угодно ради своего «великого блага». Включая меня. И тебя. И Рона. Всех нас. Мы для него лишь пешки. Расходный материал.

Они уставились на меня с открытыми ртами. В глазах Рона мелькнул страх, смешанный с недоумением. Гермиона выглядела оскорбленной, но в глубине ее умных глаз я увидел тень сомнения. Возможно, мои слова, подкрепленные той нечеловеческой аурой, что теперь постоянно окружала меня, заставили ее на мгновение задуматься. Это было неважно. Я больше не пытался их в чем-то убедить. Я просто констатировал факты, занесенные в мой архив.

Оставшуюся часть пути я провел в молчании, погруженный в свои мысли. Смерть от руки Дамблдора, такая «чистая», такая «светлая», показала мне, что моя предыдущая стратегия была неполной. Окклюменция, артефакты, дементорские способности, интриги — все это хорошо. Но этого недостаточно против того, кто контролирует саму структуру этого мира, кто имеет доступ к древней, почти