Охота на гиену - Наталья Александрова

Павел Аркадьевич злобно швырнул сигарету в пепельницу. Делов том, что он не верил в маньяка.

В воскресенье Сергей сидел дома и чинил телевизор. Однакополучалось это у него плохо — знаний явно не хватало. Он с неудовольствиемоглядел комнату, где валялись детали, и подумал, что бывшая жена была не так ужне права, когда утверждала, что руки у него не только растут не из того места,но еще и обе левые. Хочешь не хочешь, нужно было идти к соседу. Вот уж у СанСаныча руки точно растут из того места, это все соседи знают. Сергей подумал идобавил, что гол??ва тоже.

Он звякнул к соседям, но никто не открыл. Куда их понесло ввоскресенье, когда погода ужасная — вон какой дождина хлещет!

Открылся лифт и выпустил мокрую Надежду.

— Привет, привет! Заходи! — обрадовалась она.

— Да я вообще-то к Сан Санычу… Только не говори, чтоопять он где-то сторожит или дежурит!

— Сегодня у него срочная работа, — помрачнелаНадежда. — Охранную сигнализацию в новом «Макдоналдсе» монтирует.

Слыхал, новый «Макдоналдс» сгорел?

— Слыхал, это его конкуренты подожгли, которые из«Быстрой еды».

— Вот, третий раз уже сигнализацию переделывают. Они,главное, не успевают ее включить. Только сделали, все сдали — уже пожар! Хорошохоть деньги получить успели… Ну что у тебя нового?

— Все, тетя Надя, дело сделано.

— Ты это к чему? Пятый нож в дело пошел?

— Вот, понимаешь, нож-то как раз остался, но тетку —пришили! Огромный такой магазин сантехники «Марат» — знаешь?

— Так неужели . Мадам Джакузи? — ахнула Надежда.

— Ее-то ты откуда знаешь?

— Я ее не знаю, но Саша, когда в «Бахчисарайскомфонтане» сторожил, видел пару раз. Я тебе доложу, женщина — ох! Саша уж на чтоу меня человек спокойный, так и то два дня под впечатлением был.

— Что ты мне будешь рассказывать, я и сам видел.., тоесть то, что от нее осталось.

— Значит, магазин «Марат». Это в честь того Марата,которого в ванне утопили? — полюбопытствовала Надежда.

— Какого еще Марата? — недоумевал Сергей.

— Как — какого? Деятеля времен французской революции.Там одна патриотка его в ванне утопила.., или зарезала.., но я точно помню, чтов ванне. Ты, Сергей, позже меня в школе учился, должен помнить.

— Не знаю я ничего, — рассердился Сергей, — амагазин назвали так в честь хозяйки.

Марианна Ратищева — вот и получается сокращенно — «Марат».

— Стало быть, теперь магазин переименуют? — неунималась Надежда.

— Ну не знаю, может, теперь и будет в честь этого, изПарижской коммуны…

— Да не Парижской коммуны, а французской революции! Эточуть не на сто лет раньше было! Впрочем, тебе, как я вижу, без разницы.

Надежда достала из ящика стола все тот же нераспечатанныйнабор ножей.

— Значит, первый нож, — она указала на самыйузкий, — это наша Сталина Викентьевна. Второй — директор школы. Третий —Евдокия. Четвертый…

— Дама из Института животноводства, которая глистовизучала.

— И пятый, самый широкий…

— Вот и нет. Нож, безусловно, из такого же набора, ноне такой, а самый узкий. Роза такая же, записка — тоже, то есть насчет почеркатам имеются сомнения, но ведь и раньше, на других записках было кое-какнацарапано.

— А удар, рана. Что там эксперты говорят?

— Удар как удар, — рассердился Сергей. —Хороший удар, профессиональный.

Не сколько сильный, сколько умелый. Рука твердая.

— Ну это же надо… — протянула Надежда. — Как тыдумаешь, зачем он другой нож взял? Узким удобнее бить?

— Не знаю, что там у него в мозгах повернулось Это жеманьяк, ненормальный.

— А по-моему, он не псих. То есть псих, конечно, но ненастолько, — запуталась Надежда. — Сейчас соображу Вот ты же самрассказывал, как тщательно он все убийства оформляет — розочка, там, записка.Да, кстати, а день рождения у Мадам Джакузи когда?

— Вот, день рождения у нее через три месяца будет, иэто настораживает.

— И я о том же говорю. По-моему, для этого вашегоманьяка с розой очень важна четкая последовательность, завершенность, что ли. Иесли уж он взял набор из пяти ножей, то не случайно, наверняка он хотел егополностью использовать.

— Значит, что-то ему помешало. И вот еще что Сталину иЕвдокию убить — ему было раз плюнуть, потому что одна — на пустой дороге,другая — в подъезде рано утром. Никто его не увидел, да никого вокруг и небыло. Как он в школу попал — предположительно мы выяснили, в школе вечером тожепусто. В Институт животноводства днем пройти может любой, стало быть, тожепроблем нет. А вот с магазином «Марат» — совершенно другое дело. Там на дверяхтакие замки, что их не всякий мастер с техникой вскроет. Завтра туда пойду,вокруг похожу. Не может быть, чтобы никто ничего не видел. Должен же он былкак-то в офис попасть!

Павел Аркадьевич набрал телефонный номер. Когда на том концелинии ответили, он, не спрашивая, с кем говорит, и не представляясь, бросил втрубку:

— Мне вас рекомендовали.

— С кем имею честь? — холодно осведомилась трубка— Это не обязательно, — проворчал Павел Аркадьевич.

— Я ведь все равно узнаю, — усмехнулся мужскойголос в трубке.

— Хорошо. Моя фамилия Куракин, и у меня к вам делобольшой важности.

— Ко мне с неважными делами не обращаются, я сам за нихне берусь. Простые дела милиция расследует.

— Вот именно. Так что прошу вас приехать ко мне какможно скорее.

— Обычно я предпочитаю встречаться где-нибудь нанейтральной территории, но, из уважения к вашему, Павел Аркадьевич, возрасту, ябуду Павел Аркадьевич сердито посмотрел на трубку. Про этого человекарассказывали разные сказки. Будто бы у него свои методы расследования, будто бычеловек, которого он допрашивает, вспомнит все, что видел, и чего не видел —тоже, а потом все это снова забудет. Но результатов он добивался поразительных.Самые сложные дела решал он быстро и без лишнего шума — без стрельбы, безмордобоя. Человек был частным сыщиком, работал всегда один. Никто за ним нестоял, но никто никогда не делал попытки вывести его из игры, такой уж это былчеловек. Гонорары за свои расследования он брал сумасшедшие, но торговаться сним никто не пытался. Не было случая, чтобы он кого-то подвел. Выдаваемая иминформация всегда была верной.

И вот перед Павлом Аркадьевичем сидит человек непонятноговозраста и совершенно неприметной наружности. Одет подчеркнуто скромно. Соспины можно дать лет сорок, но на самом деле, пожалуй, будет к пятидесяти.