Чёрный, как тайна, синий, как смерть - Елена Бриолле

тем как попрощаться, он оплатил Анаис Марино поездку на омнибусе.

– Анаис, мне всё же хотелось бы поговорить с вами о Софии фон Шён наедине.

– Х-хорошо… Я снимаю комнату недалеко от Люксембургского сада. Давайте встретимся перед главным входом в сад сегодня в семь вечера, – сказала Анаис. Она явно была признательна за деликатное внимание со стороны полицейского, ведь он бы мог просто вызвать её на допрос, а вместо этого ведёт себя очень любезно…

– Прекрасно, тогда до встречи! – махнул рукой Ленуар, а потом, словно спохватившись, ещё раз обратился к Анаис: – Мадемуазель Марино, а какие цветы любила София фон Шён?

– Соня любила подсолнухи! – крикнула ему из уже отъезжающего омнибуса Анаис. – Она говорила, что эти цветы – самые знаменитые натурщики современного искусства, а ещё очень красиво подчёркивают цвет её глаз!

Глава 16

Подсолнухи

Каждый день по французским киоскам расходилось полтора миллиона экземпляров газеты Le Petit Parisien. На первой полосе гордо сообщалось читателям, что это был самый крупный тираж периодического издания во всём мире. Даже Америке не удавалось побить этот рекорд. Только в Париже газету разносили триста крикунов, и ещё столько же тележек увозили её на вокзалы, откуда пачки Le Petit Parisien отправлялись в провинцию.

В редакции и типографии на улице Энжьен работало четыреста человек. День начинался в восемь и заканчивался в шесть, и каждое утро пятьдесят редакторов, как часы, ходили к владельцу газеты Жану Дюпюи отчитываться о проделанной работе. Последний считался самым влиятельным человеком в республиканской Франции.

На фоне шести застеклённых арочных проёмов огромного здания Ленуар и его букет казались довольно жалкими, но сыщика это не остановило. Осведомившись у конторщика, где он может найти мадемуазель Деспрэ, он решительно поднялся на второй этаж.

Гарсон только-только прозвенел в колокольчик обеденный перерыв, поэтому Николь всё ещё сидела за своим столом. Завидев Ленуара, она опустила глаза и стала собирать в сумочку вещи.

– Мадемуазель Деспрэ, какое счастье, что я вас застал на рабочем месте! Трудитесь не покладая рук? Восхищаюсь! – вместо приветствия громко сказал сыщик. Другие редакторы и коллеги девушки уже начали оборачиваться.

– Ленуар, что за шум? Я на работе! – шикнула на него журналистка.

– Примите от меня в качестве признания ваших несомненных талантов этот скромный букет подсолнухов! Вы знали, что подсолнухи – это символ достатка?.. Если вы будете продолжать работать на газету с такими же самоотдачей и энтузиазмом, как вчера, то уверен, что с достатком у вас проблем не будет…

Журналистка быстро встала из-за стола, накинула свой кардиган и собралась уходить, но Ленуар преградил ей путь. Тогда мадемуазель Деспрэ оглянулась вокруг и заставила себя взять подсолнухи.

– Про достаток не знаю, – прошипела она сквозь зубы и бросила букет на свой стол, – но моя мама всегда говорила, что жёлтые цветы – к разлуке…

– Вот и отлично, мадемуазель Деспрэ… Впредь держитесь от меня и от дела о гибели Софии фон Шён подальше! – Габриэль Ленуар развернулся и пошёл в сторону лестницы. Его жест не имел никакого практического смысла, но после сцены с подсолнухами обманутому сыщику заметно полегчало. В подобных историях ему вообще нравилось расставлять все точки над «i». Теперь между ним с журналисткой точно всё кончено.

Сыщик уже спускался по лестнице, когда почувствовал, что его догоняют звонкие каблучки. Журналистка держала в руках подсолнухи, и, когда Ленуар уже подумал, что она сейчас бросит их ему в лицо, она опустила цветы и тихо сказала:

– Габриэль, прости меня… Я не хотела, но главный редактор криминальной колонки сказал, что, если я не предоставлю никакого материала по этому делу, он меня уволит…

– Поздравляю! А теперь могут уволить меня. Это же была конфиденциальная информация!.. – начал было Ленуар, но, увидев, что девушка и так сама не своя, осекся.

– Никаких имён я не называла, даже имени Вильгельма фон Шёна. У нас упоминание о любом политическом деятеле проверяют в цензурном отделе… Там значится только имя Софии…

– Но все и так знают, чьей дочерью она была, Николь! Резонанс получился что надо! – сказал Ленуар и продолжил спускаться по лестнице.

– Габриэль, подожди!.. – Николь бросилась за ним. – Знаешь, после этой статьи мне предложили пообедать с представителем немецкого посольства, но я отказалась… Как ты думаешь, они собирались угрожать или хотели завербовать?..

– Учитывая то, в каком свете ты представила парижское окружение Софии фон Шён, по-моему, из тебя бы вышел прекрасный немецкий агент, Николь.

– Брось, Габриэль… Каждый выполняет свою работу как может. – Журналистка взяла сыщика за руку и нежно на него посмотрела. Казалось, к ней вновь вернулось всё растерянное этажом выше самообладание. – Пообедаешь со мной завтра? Мне хочется хоть как-то загладить свою вину… Я приглашаю!

Глава 17

Вопрос баланса

Габриэль Ленуар пришёл к Хиро Аоки ровно к четырём. Комната японца отличалась от армейской казармы только тем, что тут не было кровати, а на белых стенах висели картины в стиле импрессионистов. Воздушные дамы в голубых платьях сидели за столиками в кафе или, прячась от солнца под зонтиками, гуляли по парку. Всё было приторно сладко, как остывший чай с сахаром.

На маленьком столике в углу комнаты Ленуар заметил доску для игры в го и две деревянные чаши для чёрных и белых камешков. Они были аккуратно закрыты крышками, и, кроме веера, на доске ничего не было. Значит, японец любил коротать часы за игрой…

– Хиро, я действительно всегда мечтал сыграть партию с настоящим японцем… – сказал Ленуар.

– Ленуар-сан окажет мне честь, если сыграет со мной в го.

– Мне однажды показал, как играть, мой армейский товарищ. Его отец ездил в Японию и привез оттуда камешки и «гобан» – я правильно называю поле для игры?..

Когда Хиро поднял доску, чтобы протереть её тряпочкой перед игрой, Ленуар заметил, что она лежала на стопке угольных набросков, причём на первом из них была нарисована она, София. Рисунок не имел ничего общего с картинами, висящими на стенах. От него дышало энергией и жизнью. Девушка смотрела так, словно, кроме зрителя, никого больше не существовало, словно он был один во всём мире… Рисунок был перечёркнут тонкой линией, но от этого не терял своей силы. Хиро поспешно убрал эскизы в папку.

– Я прикажу приготовить нам чай, – сказал он по-французски, а потом добавил что-то своему слуге по-японски и пригласил Ленуара сесть на татами у столика напротив себя. – Вы мой гость – можете играть чёрными.

Это означало, что Ленуар начнёт играть первым. Значит, Хиро был уверен в своей победе. Прекрасно!