Побег - Бекс Хоган

– Хорошо, что мы вас нашли, – заявляет бородач. – Одной в здешних водах небезопасно.

– Особенно для такой хорошенькой штучки, как вы, – соглашается беззубый.

Я не сомневаюсь в том, что наедине с собой была в больше безопасности, нежели с ними.

– Я у вас в долгу, – говорю я и не уклоняюсь, когда третий мужчина, с прикрытым заплатой правым глазом, протягивает руку и гладит меня по лицу.

– Мы идем ко Второму острову, – признается бородач. – Так что если вы хотите, чтобы мы сделали круг до Четвертого…

Он позволяет додумать мысль.

– Было бы очень мило.

Бородач прищуривается.

– В таком случае нам бы хотелось увидеть упомянутые аргументы.

– Что вы имеете в виду? – удивляюсь я с тем, что, надеюсь, может сойти за невинность, которая убедила бы этих жалких тварей в том, что я не представляю собой угрозы и они могут подойти поближе. Я поражена тем, насколько отвращение пересиливает всякие страхи.

– Не стоит скромничать, – говорит беззубый, пытаясь ухватить меня за правую руку.

Одноглазый хватает за левую, а бородач вытаскивает из сапога кинжал и угрожающе размахивает им перед моим носом.

– Не сопротивляйтесь, – просит бородач, поднимая клинок. – Я не хочу попортить такое милое личико.

Я сдерживаюсь до последнего момента и, когда он настает, атакую. Используя двух противников в качестве опоры, я отрываюсь ногами от пола и с силой лягаю бородача в челюсть.

Он отшатывается назад и роняет кинжал.

Двое других от удивления ослабляют хватку, и я легко высвобождаюсь. Левой рукой ударяю одноглазого в горло, а правой одновременно выкручиваю запястье беззубого, одним рывком заламывая ему руку за спину. Щелчок, сопровождаемый криком, говорит мне, что рука сломана, и бедняга валится на палубу. Проворный удар коленом в пах посылает одноглазого следом за ним, после чего я выхватываю собственные ножи и направляюсь к бородачу, по пути отбрасывая его кинжал ногой в сторону.

– Похоже, вам всем нужно подучиться хорошим манерам, – заявляю я, а они таращатся на меня, потирая ушибы. – А теперь вскочили и сели вон там!

Мужики – трусы, настолько потрясенные тем, что их атаковала женщина, что больше не сопротивляются и вместо этого послушно садятся кучкой на корме. Я обвязываю их веревкой, и сердце слегка ноет, когда я затягиваю тройной узел, придуманный Бронном. Он говорил, что, если мне когда-нибудь понадобится связать что-то намертво, лучше его не сыскать. Интересно, что бы сказал прежний Бронн, тот, что был моим близким другом, если бы увидел меня сейчас?

Стоны беззубого становятся громче, вероятно, из-за стягивающей его перелом веревки, поэтому я делаю ему одолжение и ударом кулака в рыло отключаю. Разрываю рубаху одноглазого и делаю кляпы и повязки на глаза. Убедившись в том, что старики мне больше не помешают, я, не тратя времени, набрасываюсь на их ящики, которые, оказывается, доверху набиты плодами мангвиана. Твердая кожура долго сохраняет мякоть свежей, делая их идеальным провиантом для моряков, и я ем, пока не чувствую, что сейчас лопну, посмеиваясь над тем, что мне только что удалось осуществить. Возбуждение после боя дает мне не меньше поводов улыбаться, чем легкий ветерок, дующий в нужном направлении.

Подарок Грейс приходится как нельзя кстати. Исследования карт идут впрок, и я точно знаю, насколько далеко на юго-восток я должна проследовать, чтобы добраться до Четвертого острова. При хорошем попутном ветре я окажусь там через два дня – если только не произойдет каких-нибудь новых нежелательных встреч. Возможно, отец направляется в то же место, однако интуиция подсказывает, что его курс ляжет ко Второму острову, принимая во внимание их близость с Третьим. Он такого невысокого обо мне мнения, что наверняка ожидает от меня маршрута попроще.

Инстинкты не обманывают, и весь путь до Четвертого острова проходит без приключений. К тому моменту, когда мы оказываемся на мелководье, я опустошаю все запасы торговцев и наедаюсь. Хотя из соображений безопасности я не позволяла себе ничего, кроме легкой дремы, я частично отдохнула и готова покинуть судно. Мои пленники остаются связанными, хотя я давала им воды, которой они явно не заслуживали, но ведь я только что сбежала с «Девы», чтобы не убивать людей. И не собираюсь начинать.

Других кораблей не видно, что странно. Если только я не ошибаюсь, мы должны находиться там, где пролегают оживленные торговые пути, и хотя я рада оставаться незамеченной, безлюдье популярных маршрутов напрягает.

Я потрошу сумки пленников, вытряхиваю грязные бумажки и вместо них запихиваю еду и монеты. Мое бандитское поведение заставляет меня замешкаться лишь на мгновение. Я отметаю все угрызения совести, уверенная, что если бы старички вели себя более галантно, то мне никогда не пришлось бы их обворовывать. Теперь же я больше обеспокоена своим собственным выживанием, нежели их судьбой, и под завязку наполняю бутыль водой из бочки.

Когда я перебираюсь к себе в шлюпку, готовая грести к берегу, пленники слышат, что я их покидаю, и принимаются дружно возражать, крича в кляпы. Я не обращаю на них внимания – кто-нибудь наверняка рано или поздно (надеюсь, что поздно, когда ветер отнесет их подальше) придет им на помощь – и концентрируюсь на том, чтобы добраться до суши.

Будучи самым маленьким, Четвертый остров, по моим весьма ограниченным представлениям, из всех Восточных островов наиболее интересный. Цветочный остров! Изучая его, я узнала о безмятежных лугах, где в изобилии растут цветы всевозможных оттенков, а люди знамениты тем же уравновешенным нравом, что и окружающая их природа. Я читала, что на возвышенностях встречается растение, известное как прощай-день. На закате ветер насвистывает в его бурых иголках печальные напевы. Говорят, цветочные леса цветут круглый год, черные лепестки золацвета резко контрастируют с ярко-оранжевым солнцецветом, а изящно дополняют их бледно-розовые, лиловые и белые сладкоцветы. Старые лепестки опадают, уступая дорогу молодым, и земля превращается в живой ковер с вкраплением сладчайших ароматов. А больше остальных меня интригуют поля чернобубенчика, цветка, который меняет цвет от бледно-зеленого до темно-синего в зависимости от освещения. Волнующийся в ветряный день луг чернобубенчиков напоминает поверхность океана, так что с первого взгляда его можно спутать с настоящей водой.

Отец сходил тут на берег лишь однажды, чтобы больше никогда уже не вернуться. Никаких огромных богатств на острове не накопаешь – только волны холмов да захватывающая красота. Отец едва ли додумается до того, что можно искать укрытие в здешних примитивных поселениях, где и поживиться-то нечем, так что я могу лишь надеяться на его предвзятость, которая перевесит всякое подозрение, будто меня привлечет подобное место. Если так, то я смогу исчезнуть, скрыться с его мстительных глаз, и начать новую жизнь без кровопролития и жестокости.

Следуя примеру Грейс, я затаскиваю шлюпку повыше на берег, прячу за высокими песчаными отмелями и затаптываю следы волока. Теплый ветерок ласкает мне волосы, я замираю, подставляя ему лицо. Меня посещает странное желание: снова спустить лодку на воду и направиться к Западу. Туда, где отец никогда не станет меня искать. Порыв настолько силен, что я почти дохожу до шлюпки, прежде чем разум одерживает верх. Предпринимать экспедицию в опасные и запретные воды – плохая идея и в лучшие времена, а сейчас так просто убийственная. Поэтому я заставляю голос, нашептывающий мне в ухо, замолчать и отправляюсь в глубь острова настолько далеко, насколько получится.