Побег - Бекс Хоган

Правда, иногда молчание провоцирует слишком много нежелательных мыслей. Мыслей о той жизни, от которой я сбежала. Прошло уже почти полгода. Вспоминает ли Грейс меня хотя бы изредка? А Бронн? Не хочу думать о них или о неспособности отца защитить острова от бандитов. Хочу делать вид, будто меня не ждут никакие ужасы, хочу забыть принца, за которого должна была выйти замуж, тот лицемерный союз, который мы должны были заключить. Интересно, что отец скажет королю обо мне? Хотя нет… я не хочу ни думать, ни воображать. Я хочу забыть и потому мну тесто, перемешивая его со всей силой отрицания.

Когда обед готов, а Томас не откликается уже на несколько призывов, Клара поворачивается ко мне со вздохом:

– Сходила б ты за ним. Он наверняка где-нибудь на лугу спасает своих грызунов.

Я смеюсь, потому что это и вправду очень похоже на Томаса, обещаю скоро вернуться и выхожу на жаркий полуденный воздух.

Луг пахнет слаще меда, и я вдыхаю его пьянящий аромат, пока иду к Томасу, который сидит среди цветов.

Опускаюсь возле него на колени:

– Тебя зовут.

Он поворачивает ко мне свое красивое личико и сияет:

– Гляди.

И протягивает мне дощечку. На ней вырезан профиль. Очень знакомый. Мой.

– Нравится?

Я осторожно забираю у него дощечку, с трудом веря в то, что вижу.

– Ты сам это сделал?

Томас радостно кивает:

– Это ты.

– Я уже поняла. Это поразительно. Я и не знала, что ты так умеешь.

Он пожимает плечиками.

– Могу тебя научить, если хочешь. Но тебе придется пользоваться ножом, а мама говорит, что они опасные, потому что острые.

Я смотрю на маленькое лезвие у него в руке, притупившееся от старости, не в силах сдержать улыбку.

– Я попробую. Но только тебе придется научить меня в другой раз. Сейчас мама хочет, чтобы ты шел обедать.

Я уже готова встать, когда кое-что замечаю и замираю. Через поле, прячась за цветами, к нам подкрадывается волчица. Намерения ее очевидны. Мы – обед.

– Дай-ка мне свой ножик, – шепчу я, знаком показывая Томасу, чтобы он не двигался.

Мальчик тоже видит нашего охотника, и я чувствую его страх, когда он вкладывает оружие мне в ладонь.

– Будь осторожна, – напутствует он, запуская пальчики в складки моей юбки, когда я закрываю его собой.

Бросок не должен быть сложным. Я попадала в мишени и с большего расстояния. Но если этот тупой клинок не оправдает свое предназначение, нам придется несладко.

Я держу нож с умиротворением, будто без него моему телу чего-то не хватало. Копание в земле удовлетворяет, но вот это ощущение настоящее. От сознания этого я вздрагиваю, но думать времени нет. Я быстро прицеливаюсь и проворно бросаю. Нож вонзается в грудь волчицы, и она с визгом падает на землю. Облегченно вздыхая, я поворачиваюсь к Томасу, который смотрит на меня с благоговением нового порядка.

– Погоди-ка тут. Схожу проверю, умерла ли она.

Я осторожно пробираюсь через поле, пока не оказываюсь возле туши волчицы. Она истощена, и это все объясняет. К нападению на людей ее подтолкнул голод. Я протягиваю руку, чтобы вынуть нож, но мешкаю. Я не уверена, мертва ли она.

Не может не быть, поскольку я целила ей точно в сердце, однако что-то в ней теплится. Едва различимый ток жизни гудит в ее теле. Я ощущала его раньше в птицах, в людях – последний шепот жизни, цепляющийся за труп сразу после смерти. Через мгновение он проходит, но этот оказывается сильнее, чем у кого бы то ни было. У меня такое чувство, будто я могу дотянуться до этой жизни и полностью вернуть ее обратно.

– Не надо.

Я удивленно поднимаю глаза на Томаса.

– Что?

Он подходит ко мне, уверенный в том, что наш хищник больше не представляет собой угрозы, однако все еще испуган.

– Не возвращай ее.

– Ты тоже это чувствуешь?

А я-то думала, что одна такая, кто умеет распознавать это ощущение.

Томас кивает.

– Это как узелки, которые хочется развязать и вернуть нить на место.

Я потрясена.

– Ты пробовал?

По выражению его взгляда понятно, что пробовал, но безуспешно.

– Это происходит не всегда. Но иногда, когда животное умирает, после него что-то остается.

Искра Анергии, след жизни, даже в смерти.

– Кто тебя этому научил? Йорен тоже так чувствует?

Томас качает головой.

– Только я. А теперь и ты. Это волшебство.

Оживает воспоминание – серебристая луноперка, переломанная, умирающая. Как я взяла ее в ладони и захотела, чтобы она жила. Как она поправилась, прежде чем кулак отца раздавил ей кости. Мне непонятно. Я смотрю в его открытые глаза – полные невинности, лишенные вопросов – и чуть не задыхаюсь от прилива поднимающейся во мне любви.

– Думаю, ты прав.

Найти другого, такого же, как я, начиная с увлечения целительством и заканчивая вот этим, – в этом есть какое-то странное успокоение. Я больше не ощущаю себя одинокой.

Голос, отчаянно выкрикивающий наши имена, напоминает мне о том, что нас ждет Клара.

– Идем, – говорю я, вытирая ножик о шерсть волчицы. – Надо успеть вернуться домой до того, как твоя мама решит нами пообедать.

Пока мы идем по полю, мне в голову приходит неожиданная мысль.

– Томас, тебе никогда не хотелось отправиться на Запад?

Он качает головой:

– Не, мне и тут хорошо.

Я киваю, сжимаю его ладошку и оглядываюсь в сторону Запада. Глупо мечтать о путешествии в столь опасную неизвестность. Мне никуда не нужно. Все, что нужно, я обрела здесь. И тем не менее, когда с делами покончено, я спешу обратно на луг, где лежит труп волчицы, а над ним уже роятся мухи. Я давно не вскрывала птиц или крыс, и мне необходимо, ну просто очень, узнать, что же это было, познать эту Анергию, такую осязаемую.

На сей раз я пользуюсь ножом, который подарил мне Бронн, и он вспарывает шерсть и кожу без малейших сомнений. Я аккуратно отодвигаю мясо в сторону, обнажая прячущуюся под ним массу органов и испуская очарованный вздох. Масса красивая. Мне хочется запечатлеть ее, сделать карты, как те, отцовские, на которые нанесены острова, выяснить, по каким маршрутам бежит кровь, поддерживая жизнь в теле.

Волчицу гораздо проще исследовать, чем крохотную пичугу, и я копаюсь в ней, определяя, где желудок, где печень и почки, о которых помню по урокам Миллиган. Мне приходится вскрыть грудную клетку, чтобы найти сердце, и я удивлена, как такая крошка может быть задета чем угодно: клинком, потерей, словом. Интересно, мое выглядит таким же цельным или оно там все в шрамах? Я зарываюсь глубже, поскольку никаких следов Анергии, того волшебства, которое я видела прежде, все еще нет. Я знаю, что Томас меня от этого отговаривал, но вкушаю ее, силу. Возможно, мне не стоило хотеть воскресить волчицу, но я хотела. И хочу. И эта жажда знаний зовет меня дальше, пока я разделываю животное на части, кусок за куском, в поисках ответов.