Человечность - Михаил Павлович Маношкин

тетю Лизу, а теперь становился копией отца: то же немногословие, та же складка на переносице, то же сосредоточенное выражение лица. Этот Саша будто отодвинулся от Женьки, стал над его порывами.

— А ты изменился, дипломат.

— Я? Я думал: ты.

— Значит, оба. А помнишь, как нас разделили по взводам?

— У меня, наверное, был жалкий вид?

— Для меня тоже было неожиданно.

— А мне показалось…

— Сыроват ты был, но Курочкин тебя подогрел, скоро будешь готов.

— По-моему, твоему Королеву тоже дел хватает.

— Хватает, только стружка летит.

— Ну, с тебя-то, наверное, не очень.

— Что я — заговоренный? Впрочем, Седому достается больше, он с фантазиями, вроде тебя. Достал мешок жмыха, положил для смеха кучку, спросил: «Кому?» Кто-то и скажи: «Взводному!» А тот только что подошел, рядом стоит. Начал допытываться, откуда жмых. Седой одно: «На дороге подобрал».

— Лейтенанту-то зачем?

— У зенитчиц взял. У них там хозяйство, свиней подкармливают, а заодно и нашего брата.

Барак зенитчиц располагался метрах в трехстах от казармы, и взвод каждый день проходил мимо. На первых порах ребята пытались заговаривать с девушками — Курочкин водворил порядок в строю простым и надежным способом: едва завидев барак, он приказывал запевать, и взвод чинно маршировал мимо.

— Ты что — тоже там бывал? — поинтересовался Женька, задержав дыхание от предчувствия тайны.

— Так, мимоходом, — скрытничал Саша. Этого Женька стерпеть уже не мог.

— А ну, выкладывай! — он попытался уложить Сашу на лопатки, но не сумел и начал искать пути к отступлению, а в это время раздался веселый голос Седого:

— Сюда! Первый взвод бьют!

Первый взвод был тут как тут, и, кроме того, сюда приближалась почти половина третьего взвода, явно отвыкшего от праздного времяпровождения.

— А то вот еще курочка, — повествовал Бурлак. — Завернешь в лопухи и — в золу, а сверху угольков…

— Мы так рыбу пекли, — начал было рязанец Ванюшин. — Выберешь покрупнее…

— Тут, главное, не перепечь, — продолжал Бурлак, — тогда, считай, пропала курочка…

Первый взвод шумно приветствовал Бурлака, который сиял добродушием.

— Феде!

— Куда гуляем?

— Может к сестричкам завернем, Федь?

— Подышать маленько, — чистосердечно признался Бурлак, — косточки погреть.

На Сашу он смотрел прямо-таки с материнской нежностью: проработав три года лесорубом, он особенно ценил в человеке физическую силу и выносливость.

— Жмых, что ли, делите? — засмеялся Грачев.

— Мы тут с Крыловым поспорили, что Феде нашего Лагина не одолеть, — и глазом не моргнув, выпалил Седой.

Хитрюга, сказав это, он рисковал нарваться на неприятности. Но Седой вообще любил рискованные забавы.

Однажды весной он из озорства с километр проплыл на льдине, пока его не подобрала осводовская команда. Он закалял тело и дух по собственной программе: прыгал с балкона второго этажа, из дверей пригородного поезда, мчавшегося во весь дух, купался, едва Клязьма очищалась от льда.

Деятельный ум Седого постоянно жаждал движения и обновления. На занятиях, где повторялись команды и жесты, которые Седой усваивал с первого раза, он нередко прибегал к различным импровизациям, хотя они доставляли ему главным образом неприятности. В конце концов лейтенант Королев, убедившись в феноменальных способностях Седого, стал смотреть на его выходки сквозь пальцы.

Теперь Седой задумал столкнуть друг с другом Лагина и Бурлака. Лагин агрессивными склонностями не обладал, а если бы и обладал, то все равно мало проку в том, чтобы напустить такого громилу на коротышку Бурлака. Вот если бы наоборот — Бурлак напал на Лагина. Но как сдвинуть с места этого медведя? Ему любые намеки как от стенки горох.

Только Женька знал, как легко воспламеняется Саша. Знал и побаивался единоборства. Саша — богатырь, но посмотришь на Бурлака, и оторопь берет: по сравнению с ним даже Саша вроде жидковат. Добавь Бурлаку роста — и будет настоящий дед Савелий или дядя Степан. Женька не хотел, чтобы Саша и Бурлак померились силой. Это не прошло бы так. Кто-то одержал бы верх, и тогда один из них утратил бы частицу своей исключительности, своей такой хорошей веры в себя. Женька боялся, что Саша примет игру Седого: в свои восемнадцать лет Саша жил как хмельной от наливающейся в мускулы силы. Дед Савелий нарадоваться на него не мог. Случалось старику захмелеть — он по-своему прихвастнуть любил. Вынесет подкову и предлагает разогнуть. Желающих всегда хватало, только мало кто мог. А Савелий и в шестьдесят с лишним сгибал и разгибал. Дядя Степан в таких состязаниях участвовал редко — если находился силач, с которым можно было потягаться. Зато Саша легко и охотно гнул подковы…

Женька взглядом показал ему, что борьбы — не надо, и успокоился, увидев, что Саша не будет бороться. Ну а Бурлак хотел того еще меньше.

— Мы за бугор, — пояснил он, — от начальства подальше.

Саша, Женька и Седой остались втроем.

— И хитрюга же ты, Седой, — упрекнул Женька.

Седой посмеивался: неудача ничуть не расстроила его.

* * *

— Смотри, Лагин, твоя светленькая идет!

Женька привстал: от барака к замаскированному сетью орудию шла девушка в гимнастерке и юбке. Из-под пилотки выбивались светлые волосы. Седой помахал рукой, девушка замедлила шаг, глядя в их сторону, потом заторопилась и исчезла под маскировочной сетью.

— Пойду искупаюсь, — решил Седой. Женька и Саша с минуту лежали молча.

— Это правда, Саш?

— Может быть.

— Ты… ходил в барак?

— Нет. Наш взвод работал, а девчата неподалеку копали. Мы им немного помогли, пока Королев не прогнал…

Саша умолк, а Женька обдумывал эту несложную ситуацию. Случайная встреча, и люди знакомятся. А если бы ее не было, они прошли мимо, не узнав друг друга. Зыбко все как-то.

— Как ее зовут?

— Галя.

Светленькая девушка в гимнастерке теперь тоже войдет в Женькину жизнь. Все Сашино — это и Женькино, только по-иному.

Галя опять появилась на тропинке — Саша и Женька пошли ей навстречу. Галя поздоровалась первая и вспыхнула румянцем. Женьке она показалась простенькой и слишком понятной. Его идеал был иным: незнакомка под вуалью или без вуали, со жгучими бездонными глазами, немного томная, с плавными движениями, чистыми линиями длинного платья, непонятная. А эта была обыкновенная. Пилотка, гимнастерка и юбка выцвели на солнце, ноги в грубых кирзовых сапогах.

— Женя, тот самый.

Галя подала маленькую, огрубевшую от работы руку и тут же спрятала ее за спину, словно боялась, что они увидят ее. «А симпатичная, — подумал Женька, — похожа на тетю Лизу…»

— Мне надо идти, у нас строго.

— У нас тоже, — рассмеялся Женька, понимая, что он здесь лишний, но нужный для них обоих.

— Ну, я пойду.

Женька увидел, что они без слов разговаривали друг с другом. Теперь он