Человечность - Михаил Павлович Маношкин

заметил в Гале безыскусственное изящество и прямо-таки сразившую его доверчивость: настоящая таинственная незнакомка в кирзовых сапогах!

Саша и Женька тоже повернули к казарме.

— Говорить? — поинтересовался Женька.

— Не надо.

— Везет же людям!

В ответ Саша надвинул ему на глаза пилотку. Нет, ничто не стояло между ними, кроме незрелых Женькиных гипотез. Встреча Саши с Галей побудила Женьку Крылова взглянуть на армию с неожиданной точки зрения: оказывается, и здесь можно быть счастливым.

* * *

Во время утреннего осмотра старшина Вышегор объявил:

— Футболисты, выйти из строя!

После таких прозаических вещей, как осмотр на вшивость, команда старшины вызвала в строю бурное веселье: слишком уж потусторонним и легкомысленным представлялся футбол. Когда Женька Крылов стоял вне строя, вся рота хохотала. Вышегор сам не сдержал улыбки, Добрынин тоже ухмылялся в свои усики, и ротный посмеивался. Женька взглянул направо и налево: в таком же бедственном положении находились Переводов и Седой.

— Два умных брата, а третий футболист! — потешались в строю.

— В воскресенье будете играть с первым батальоном, — объяснил Вышегор. — После обеда собраться у штаба.

Батальонный штаб размещался в домике с верандой — футболистов встретил старший политрук Миронов.

— Ну как — сыграем?

— Сыграем, товарищ комиссар!

— А, разведчики… Говорят, поспать на занятиях любите?

Двое парней восприняли слова комиссара без всякого энтузиазма.

— Перекур был. Законно. Сил набирались.

— Бывает… — неопределенно заметил разведчик.

Женька не раз видел, как мимо третьего взвода проходили батальонные разведчики. Командовал ими кавказец Казеев. Он водил подчиненных ускоренным шагом, и задние ряды обычно двигались трусцой. «Хитрюги, — рассмеялся Женька, — набегаются и — спать…» Но в душе он не очень-то позавидовал разведчикам — все-таки хорошо, что в третьем взводе не Казеев, а Курочкин.

— Пульрота… И ты, Слепцов, футболист?

— Играл, товарищ старший политрук…

— Выиграть бы у первого батальона надо, — обратился комиссар ко всем.

— Тренировочек побольше… — подкинул проблему Переводов.

— Три дня.

— В субботу бы с утра, товарищ старший политрук, — Седой быстро оценил обстановку с целью получить максимальные льготы для футболистов.

— До обеда позанимаетесь и — свободны, — сощурился комиссар.

— Все ведь уже изучили, — не отступал Седой.

— Это кто там все изучил? — на веранду вышел комбат.

— Красноармеец Седой, товарищ майор!

Лицо у комбата было свирепое. «Пропал футбол, — решил Женька, — сейчас разгонит по ротам…»

— Седой, значит… Говоришь, все изучил?

— Все, товарищ комбат!

От самоуверенности Седого у Женьки захватило дух.

— И экзамен можешь сдать?

— Могу!

Комбат теперь смотрел на Седого с любопытством.

— Условия таковы: сдашь экзамен — всех освобождаю в субботу с утра, не сдашь — будет, как сказал комиссар, а ты, Седой, отчисляешься из команды и идешь в роту. Ну?

Такого оборота никто не ждал, даже комиссар. Женька Крылов вдруг уяснил себе, что экзамен уже начался, — не наивный школьный экзамен, когда оценивают по пятибалльной системе, а суровое испытание на пробу человеческого характера. Здесь признавались лишь «да» и «нет», а за ними стояла оценка личности. Женька приложил условия комбата к себе и понял: Седой не должен медлить!

— Согласен, — проговорил Седой, и во взгляде у майора что-то дрогнуло. Или это дрогнуло в самом Женьке? Лицо у комиссара утратило выражение сосредоточенности, взгляд потеплел.

— Полевой устав пехоты, — резко заговорил комбат. — Цель и тактика бойца в наступательном бою. Ответ!

Женька смотрел на Седого, а сам мысленно формулировал ответ. Его цепкая память выхватывала из устава слово за словом, нанизывала в предложения, и когда он кончил, Седой тоже замолчал. Комиссар улыбнулся, но взгляд у майора оставался холодным и острым.

— Дежурный — винтовку!

Пока дежурный ходил за винтовкой, комбат о чем-то переговорил с начальником штаба капитаном Сливским.

Лейтенант принес винтовку, майор здоровой рукой перехватил ее и бросил вертикально, как держал, к Седому. Жест комбата показался Женьке неожиданным — так неуловимо быстро полетела винтовка к Седому. Седой поймал, молодец Седой…

Последовали вопросы и такие же быстрые ответы. Крылов успокаивался, переставал дублировать Седого. Ребята тоже почувствовали себя свободнее, а майор, словно негодуя на неуязвимость Седого, продолжал свой натиск.

— Взаимодействие частей затвора при выстреле. Ответ!

Седой отвечал как по писаному. Женька теперь следил за этим единоборством с чисто спортивным интересом.

— Достаточно! Дальше — ты!

От неожиданности Женька растерялся, возникла неприятная пауза. Но Седой повторил свою последнюю фразу, Женька ухватился за нее и довел ответ до конца.

— За мной!

Комбат повернул за угол, остановился перед длинной кладкой дров, образовавшей нечто вроде дворика у сарая.

— Красноармеец Седой, ты в разведке, тебе приказано узнать, что в сарае. Выполнять!

Седой, держа наготове винтовку, направился к воротам. Едва он сделал десяток шагов, как прогремел пистолетный выстрел и раздался окрик:

— Руки вверх!

Женька не был готов к такой неожиданности и не знал, как поступил бы на месте Седого, а Седой среагировал мгновенно, словно ждал такой каверзы. Он моментально повернулся и щелкнул затвором в сторону выглянувшего из-за дров капитана Сливского.

— Отставить! Красноармеец Седой, ко мне!

Седой подбежал, соблюдая уставные требования.

— Ну как?

— Коленки дрожат, товарищ майор.

Это признание было неожиданно для Женьки. Он не знал, что думал о Седом комбат, а для него работа Седого была высший класс.

— Так все изучил?

— Нет, товарищ майор…

— Молодец, — негромко и просто сказал комбат. Он опять стал мягким человеком, но теперь ребята знали, какая властность крылась за этой мягкостью.

— Разрешите идти в роту?

— В роту, значит… Выходит, сдаешь позиции, а?

Седой молчал, а эксперимент продолжался. Женька Крылов и не предполагал, что бывают такие вот экзамены — около сарая с поленницей осиновых дров — и что один человек мог несколькими словами вывернуть души других людей наизнанку, так что ничего уже нельзя было утаить, — ни мыслей, ни слабостей.

— Как ты думаешь, Шубейко, надо отправить Седого в роту или нет?

— Нет, товарищ майор.

— А ты, Слепцов?

— Нет.

— И я думаю, нет, — сказал комбат. — Спасибо. Вы подарили нам праздник.

Он совсем не по-военному положил руку на плечо Седому:

— Начштаба, освободи ребят в пятницу и субботу. Не возражаешь, комиссар?

— Выиграть бы…

— Да мы!..

— Ну-ну, — охладил их пыл комбат, — а выиграть не мешало бы.

Оставшись одни, ребята окружили Седого, заслуженно признав его капитаном.

* * *

Вместо одного дня футболисты получили два. Решение комбата не было эмоциональным порывом: на примере нескольких бойцов он воспитывал батальон, сотни людей — вскоре они узнают, как высоко ценится в армии принципиальность, мужество, знание дела. Сам футбол был фактором второстепенным, но в педагогике важна любая мелочь. Батальон уже существовал, организационный период завершился, возникало товарищество — случай с футболистами еще раз