Жена врага. Я тебя присвою - Вероника Колесникова

Он теперь роль защитника на себя взял? Хочет показаться, какой он хорошенький и заботливый? Ничего не понимаю, поэтому просто решаю промолчать. Достаточно того, что он больше не сказал о том, что хочет избавиться от меня или использовать как орудие отмщения. Для одного дня и без того слишком много впечатлений.

Хищник отпускает меня, и мы движемся к дому. Щёки всё ещё горят, но теперь уже от злости. Я стискивал зубы, сжимаю руки в кулаки и пытаюсь понять его эту заботу, но ничего… совершенно ничего не идёт на ум.

Поднимаюсь по ступеням крыльца следом за Хищником, и только сейчас понимаю, что этот дом куда лучше прежнего. За высоким забором меня никто не увидит, но услышат, если закричу и попрошу о помощи. От осознания этой мысли сердце бьётся чаще.

— Даже не думай. Соседи слева лет двадцать не живут. Справа мой участок… Выкупил для того, чтобы раскинуть там сад, но руки не дошли… — словно прочитав мои мысли говорит Хищник и улыбается, будто поймал меня на самом сокровенном.

— Я и не…

— Иди! — он открывает дверь и пропускает меня вперёд.

Не хватает ещё подтолкнуть, чтобы кубарем покатилась туда.

Понимаю, что злюсь больше на себя, чем на Хищника, потому что он спас меня, как ни крути, а я вместо этого продолжала показывать ему зубы и говорить, какое он ничтожество.

Оказавшись в доме, верчу головой, разглядывая обстановку вокруг. Внутри всё обставлено довольно скромно, сразу видно, что в этом месте жил мужчина, потому что женщина непременно превратила бы такой дом в уютное гнёздышко. Даже у меня стали появляться кое-какие мысли, но я одёрнула себя, напомнив о том, что я здесь всего лишь пленница, и однажды я сбегу… Или буду убита. От последней мысли по коже бегут мурашки.

— Ты сейчас подумала о чём-то неприятном! Неужели временное пристанище не понравилось? — спрашивает Хищник, а я обхватываю себя руками и начинаю отрицательно мотать головой.

— Не в этом дело… Просто… Сложно думать о чём-то приятном, когда ты находишься в плену.

Я смотрю на лицо Хищника и понимаю, что его не помешало бы обработать. Многочисленные ссадины на скулах, запёкшаяся кровь в уголках губ.

— У тебя есть аптечка?..

— Аптечка? — переспрашивает, словно не расслышал моих слов. — С тобой всё в порядке?

Мне начинает казаться, что он действительно беспокоится обо мне, отчего сердце бьётся с бешеной силой.

— Аптечка, — пытаюсь улыбнуться, но понимаю, что выходит так себе. — И со мной всё в порядке, а вот с тобой — нет.

— Со мной всё нормально! Не надо беспокоиться обо мне, — отмахивается Хищник.

— Ты спас меня, пусть именно из-за тебя я и оказалась мишенью для собственного мужа. Пожалуйста, позволь мне отблагодарить тебя и позаботиться о тебе!

Зрачки Хищника сужаются. Он негромко цокает языком и, ничего не говоря, идёт в комнату, скорее всего, это кухня. Медленно двигаюсь за ним, не зная, стоит ли это делать. Может, он хотел побыть там в одиночестве?..

— Вот аптечка! — бросает Хищник, открыв шкафчик около мойки и плюхнувшись на стул.

Я достаю перекись, чуть морщась от того, что срок её годности оставляет желать лучшего. Вот только, как говорила бабушка, ничего этому раствору не сделается, поэтому решаю, что лучше обработать хотя бы так, чем ничего не делать. Беру ватку и хорошенько смачиваю перекисью. Приближаюсь к Хищнику и начинаю обрабатывать его лицо, осторожно прикасаясь к нему и инстинктивно дуя на самые повреждённые участки. Хищник немного жмурится, прикрывает глаза, показывая, что ему нравится забота, а затем перехватывает мою руку и смотрит несколько секунд в глаза так, что у меня перехватывает дыхание.

Никогда и ничто не спутаю с этим взглядом — он полон желания. Хищник хочет меня и не скрывает этого. В его глазах плещется вызов, от которого я сгораю.

Почему я так реагирую на него?

Он ведь маньяк!

Неужели всё это из-за Давида? Из-за его отношения ко мне?

Мне никогда не нравилось то, как бывший муж вёл себя со мной… Я не могла к этому привыкнуть, потому что всегда страшилась такого отношения.

Так почему теперь реагировала на Хищника и готова была отдаться ему?

Сергей

— Что…ты…делаешь… — шепчет Анжелика, когда я притягиваю девушку к себе. В ее глазах плещется космос, и у меня сносит крышу – я вижу отсвет ярких звезд, хвосты пестрых комет. Она закусывает алую губу, и я не жду больше.

Все, что мне нужно прямо сейчас – это она.

Она и никто больше.

Плевать на все.

На всех.

Сейчас, когда вокруг так тихо, адреналин схлынул, и сердце гулко отдается там-тамами в груди, я хочу только одного.

Ее.

Опускаю свои губы на ее, и она замирает. Вздрагивает. Но сейчас все не так, как прежде. Нет той дикости. Нет того звериного напора. Есть только одно – невыносимое, раздирающее напрочь притяжение. Тяга звенит в каждой жиле. Бьется в каждой вене.

Анжелика поддается нежному напору. Она раскрывает свои губы, и я вторгаюсь в нее. Заявляю свои права. Утверждаю свои и ее границы. Сплетаю свои пальцы с ее. Легкими, гибкими, тонкими. Даю ей свою силу. Даю ей свою власть.

Мое тело начало думать за меня. Вместо меня. Мной.

И я почувствовал.

Ощутил ее волнение. Ее затаенные страхи. Ее приглушенную боль.

Она хотела меня. И при этом очень боялась.

Думала, что я смогу причинить ей боль?

Глупая.

Я бы скорее отгрыз себе руку, чем позволил ей пострадать. Даже от себя самого.

Мои поцелуи кружили вдоль скул, исследовали секретные места за розовым ушком, спускались к ключице. Ослабляя ее скованный настрой, расслабляя все мышцы, пуская по ним желание.

И вот она уже отзывается – дрожит в предвкушении. Дышит неровно, часто, дробно. И цвет…Закрыть глаза и не видеть волшебства, которое творится с ней – невозможно. От возбуждения щеки стали краснее, губы –полнее, ярче. И поэтому даже простое прикосновение пронзает острой иглой весь позвоночник, ударяет в пах.

Никогда до этого дня я не испытывал такого всепоглощающего наслаждения. Как будто из всех пор моего существа, вся кровь устремилась в один единственный орган, переполняя его. Я чувствовал, что каждая минута промедления наполняет меня страхом, боязнью, что могу не выдержать и испортить все своим напором, вбирающим в себя, вбивающимся в недра женского тела до алой крови.

Я впился в ее губы поцелуем, дразнящим, нежным, но все больше распаляющим желание, и она отвечала мне с жаром, с готовностью, от которой у меня сносило крышу.

С жадностью втянув в рот упругую, похожую на большое яблоко грудь, я чувствовал, как груди ее набухают, делаются полными от томящего ее желания.