Можно тебя навсегда - Наталия Романова

     – Как ты смеешь!

     – Потом спасибо скажешь, что увернулась от меня и семейки Усмановых.

     – Другую бабу нашёл? – Лиза замерла, уставилась на него в упор.

     – Нет, – честно ответил Богдан.

     Один раз подцепил сговорчивую студентку в баре рядом с домом. В такси к гостинице всё шло неплохо, студенточка лезла целоваться, он не отказывал. Хватала за ширинку, пыхтела в его шею. В номере же начала зажиматься, пришлось уламывать, уговаривать, с осторожностью сапёра трахать. Затем вспомнить, почему завязал с девками до двадцати пяти лет. Никакого детского сада! Больше он студентку не встречал, даже имя забыл.

     – Всё-таки баба, – припечатала Лиза, одним движением бросила на стол купюры за ужин и, покачивая бёдрами, двинулась к проходу.

     Догонять не стал, никак не отреагировал на показной жест. Ресторан с умеренными ценами в меню, почти демократичными. Лиза могла себе позволить демонстрацию.

     Богдан счастливо выдохнул. Ушла, слава богу! Наконец-то можно поесть. Медальон из свинины остывал, грибной соус к картофелю застыл, тёплый салат стал холодным.

     Вернулся домой в отличном настроении, едва не мурлыча под нос, как огромный жирный кот, отхвативший кусок осетрины. Крош вышла из комнаты, взмахнула рукой в приветствии, долго примерялась к дивану, как бы удобнее сесть, ещё дольше справлялась с ногами, пытаясь закинуть их наверх. До родов оставалось три недели, а выглядела Женя так, словно переходила четыре месяца.

     Он помог устроить отёкшие ноги на специально оккупировавшие диван подушки. Широкие штаны в развесёлые ромашки, кажется, обкурившиеся анаши, оголили голени Крош. Она взвизгнула, начала дёргать ногами, будто пыталась убежать или уплыть… укатиться, скорее, учитывая округлости.

     – Чего? – не понял Богдан, пристраивая несчастные ноги.

     – Увидишь!

     – Господи, что ж я там увижу-то?! – засмеялся он.

     – Ноги!

       – Ах! Долго я забыть не мог две ножки... Грустный, охладелый, я всё их помню, и во сне, они тревожат сердце мне, – процитировал он Пушкина.

     – Какой ценой купил он право, возможность или благодать, над всем так мудро и лукаво шутить, таинственно молчать, и ногу ножкой называть?! – пульнула в ответ Женя и снова дёрнулась.

     – Ахматова? – ткнул пальцем в небо Богдан и попал. – Так что увижу-то? Мне теперь необходимо посмотреть!

     – Что-что, – буркнула Крош. – Волосы! Вот что!

     – О? – Богдан, не церемонясь, задрал широкую штанину до колена и уставился на женскую голень. – Крош, какие же это волосы? Так, беленький, симпатичный пушочек. Хочешь, покажу настоящие волосы? – он вытянул ногу и задрал брючину выше носка.

     – Тебе можно, – фыркнула Женя.

     – Ага, я за бодипозитив и равноправие полов, – шутливо ответил и посмотрел на насупившуюся Крош. – Слушай, если это така-а-а-ая проблема, удали их.

     – Да что ты, капитан Очевидность! Как?

     – Не знаю. Воск? Лазер? Бритва?

    – Никто не станет делать шугаринг на таком сроке, – Богдан решил не уточнять, что это. – Вдруг я прямо там рожать начну!

     – Побрить?

     – Ты смеёшься?! Я ног не вижу! Дотянуться не могу!

     – Ну, хочешь, я… э… – так, делать предложения, к которым не готов, Богдан не мог себе позволить.

     – И выше? – Крош испытывающе уставилась на Богдана, он бы сказал – издевательски.

     – Э… Бёдра тоже могу, – Богдану становилось смешно.

     Нет, брить он ничего не собирался. В кошмарном сне не мог представить, как возится с бритвой и лишней растительностью на конечностях чужой беременной, однако тупейший диалог забавлял.

     На краю сознания отчего-то вспомнилось, что Яна никогда не озвучивала такую проблему, но и волос он не помнил на её теле. Ещё подумалось, что с Лизой точно не стал бы обсуждать подобное, шутить с налётом лёгкого издевательства – тем более.

     – И выше можешь? – Крош издевательски оскалила ровные зубки.

     – Нет, – сразу сдался Богдан. – В этом плане я даже свои яйца себе не доверю!

     – То есть, у тебя там мохнатенько, как в лесах Синхараджа? – она показала на область паха Богдана.

     – Человечество придумало триммер, – ответил Богдан, про себя экспрессивно выругался, скрипнул зубами. – Всё, твоя взяла. Штаны не задираю, глазьями бесстыжими нежный пушок на ногах девичьих не смущаю. Давай лучше на Рождественскую ярмарку съездим, а то скоро новый год, а у дома никакого праздника.

     – Давай, – согласилась Крош. – Только если я рожать начну прямо в машине – никаких претензий.

     – Договорились.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

     Накануне праздника парковочные места в районе ГУМ-Ярмарки ожидаемо забиты. По уму, стоило ограничиться небольшим районным рождественским базаром. Они росли, как грибы после дождя, на каждом повороте. Купить пару пушистых гирлянд, небольшую живую ёлку, сладостей для настроения Крош. С таким животом в толпу? Чего доброго действительно рожать начнёт.

     Богдан решил, что расставание с Лизонькой стоит отметить широко, ярмарка на Красной площади отлично подходила случаю. Жене, естественно, причину не озвучил. Личные темы они обходили в разговорах. Крош знала, что несколько раз в неделю квартирант не ночует дома, догадывалась, что у женщины, вероятно, понимала у какой, не зря Лиза в первый же день обозначила своё присутствие у машины и в жизни Богдана. На этом всё. Богдан не рассказывал, Женя не спрашивала.

     Личная же жизнь Крош походила на день беременного сурка. Завтрак, второй завтрак, перекус, неспешная прогулка к ближайшему магазину. Обед, перекус, снова перекус, полдник, ужин, перекус. И всё это, за исключением медленного похода на улицу, в обнимку со швейной машиной. По количеству прошитых строчек, она могла одеть кавалергардский полк. Виталик, слава его куриным мозгам, носа не показывал. Общался ли он с Женей по телефону, Богдан не знал, надеялся – нет.