Можно тебя навсегда - Наталия Романова

     – Конечно, – согласился Богдан. – Подарочно, – гулять, так с королевой.

     – И снегиря ещё упакуйте, – пропела Женя, точно назло спутнику, показав на фигурку с ладонь Богдана.

     Расфуфыренный снегирь из фарфора сидел на такой же фарфоровой ветке и недовольно поглядывал на происходящее. Парню не нравилась перспектива уезжать с цветастой, сверкающей тысячами огней, развесёлой Рождественской ярмарки.

     Они угостились блинами с красной икрой и направились в сторону припаркованного автомобиля. Шли, нагруженные пакетами с новогодними игрушками, шарами, вязаными носками с этническим рисунком, такими же варежками. Пряниками, сладостями, копчёным мясом, деликатесами из дичи, грибами.

     Крош сияла, как ёлка посредине ярмарки. Богдану пришлось не один раз напомнить простой принцип: «Ты прямо говоришь, что хочешь. Я, если есть возможность, соглашаюсь». В итоге она озвучивала, на что загорался глаз, Богдан всегда соглашался.

     Цены неразумные, но и новый год, с точки зрения логики, праздник кривоватый.

     Не разорят его яркие безделушки и пара блинов, неизвестно, когда Крош сможет позволить себе праздник. Придётся забыть о собственных удовольствиях лет на пять, а то и двадцать.

     Богдан отлично понимал, подсластить участь матери-одиночки круглобоким фарфоровым снегирём не удастся. Наверняка, и Женя это понимала, отчаянно радовалась той малости, что давал ей вечер. Пусть сегодня, сейчас Крош будет довольна. Жизнь конечна, состоит из мелькающих в толчее мгновений, как ларьки на Рождественской ярмарке.

     Женя уже еле переставляла ноги, держалась двумя руками за локоть спутника, почти висела на нём, когда они добрели к автомобилю. Фары приветливо моргнули, Богдан открыл дверь, подал руку, чтобы помочь усадить неуклюжую пассажирку, как послышался смутно знакомый голос. Не сразу он вспомнил, где слышал этот скрипучий, высокий звук, на гласных переходящий в визжащий фальцет.

     – Женька! – прокричала жена брата Крош. Вероника, кажется. – Что ты здесь делаешь?

     Одновременно на словах «что», «ты» и «здесь» был сделан истеричный акцент. Словно Центральный округ Москвы закрыт для такого ничтожества, как Женя. Неприкрытое пренебрежение и ненависть звучали в каждом звуке.

     – На ярмарку ходили, – мгновенно ощетинилась Крош. – Вот, – она показала взглядом на пакеты в руках Богдана.

     – Шикуешь! Квартиру бабкину продала, что ли? – фыркнула Вероника, наконец посмотрев на Богдана.

     Оценивающий, как сканер взгляд скользил по нему, одновременно давая оценку финансового состояния и плотоядно раздевая. Богдан ухмыльнулся – ни фигурой, ни внешностью бог не обидел, если не считать этнической масти, да и та шла жирным плюсом в глазах многих представительниц слабого пола.

     Начало дня он провёл в офисе, разговор с Лизой состоялся сразу после, а перед ярмаркой в кэжуал переодеваться не стал. Не придал значения внешнему виду. Вероника же, Богдан уверен, выцепила взглядом и марку часов, и пальто недемократичного бренда.

     – Не твоё дело! – фыркнула Женя.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

   – Вы позволите? – Богдан прошёл к багажнику, вынуждая Веронику отойти в сторону, чтобы водрузить пакеты с покупками.

     – Это что, ваша машина? – дамочка вылупилась на Богдана.

     Стало неловко за женщину, настолько жалко она выглядела, не сводя взгляда с эмблемы на новейшем кузове линейки премиум-класса. Богдан купил автомобиль сразу после приезда – не общественным же транспортом передвигаться. В салоне предложили выгодный трейд-ин. За старый, простоявший пять лет в подземном паркинге, автомобиль дали приличную сумму.

     – Я ставлю наши покупки в багажник этой машины, открыл дверь для Жени в этой машине, держу в руках ключи от этой машины. Очевидно – эта машина моя.

     – Он действительно ресторатор? – проигнорировав ответ Богдана, Вероника смотрела в упор на Женю, как на обнаглевшее, зажравшееся насекомое.

     – И владелец конезавода, – с неприкрытой желчью добила Крош.

     – Да что в тебе такого-то? – взвизгнула Вероника.

     – А я могу заглотить по яйца! – в издевательской манере выдала Женя. Хорошо, что Богдан устраивался в кресле, иначе сравнял бы нос о заледенелый асфальт.

     – Вот чёрт! – прочитали по губам сидящие в машине. Женя с демонстративным хлопком закрыла дверь перед ошарашенным лицом родственницы.

     – Что? – Крош уставилась на Богдана, гневно сверкая глазами. – Я, может, правда могу!

     – Же-е-ень! – не сдержался Богдан, ударился головой об руль и заржал в голос.

     Так он не смеялся две тысячи лет, даже по обкурке он не захлёбывался в настолько истерично-довольном смехе. Рядом хохотала Женя, подхрюкивая и фыркая, пока не заскулила, что больше не может. Она сейчас описается или родит. Того и другого новый салон автомобиля не приветствовал, пришлось успокаиваться и ехать домой.

     Во дворе поджидал ещё один родственник. Женя ожидаемо ощетинилась. Богдан не сразу понял, что произошло, пока из синего хэтчбека эконом класса не выбрался Славик, перегородив сестре проход.

     Женя уставилась на брата, Богдан встал за её спиной, готовый в любой момент врезать по лицу родственничка. Оттащить в хэтчбек, заткнуть, заставить смыться с глаз далеко и навсегда.

     – Чего тебе? – процедила Женя.

     – Веронику привёз, – промямлил Славик. – Она с подругами встречается, а я к тебе решил… вот, – он протянул помятый пухлый почтовый конверт. – Это на рождение, – показал глазами на живот Крош. – Собрал немного. Ты только отцу не говори и Веронике, ладно?

     – Тебе разве жёнушка не позвонила? Не доложила? – Женя криво улыбнулась.

     Славик коротко глянул на Богдана, взял сестру под руку, отвёл на пару шагов, чтобы слышно не было. Тишина отдалённого от проспекта двора сделала своё дело, Богдан услышал.

     – Сказала. Без понятия, что этому типу от тебя нужно. Я тебе, как мужик скажу, странно всё это. Нормальный человек на беременную не позарится, чужой ребёнок подавно не нужен. Аккуратней, Жень. Документы от квартиры спрячь, ничего не подписывай и вообще, осторожней… Поняла меня?