Свет вечный - Анджей Сапковский

– Как выше? – Нос подбоченился. – В чем выше?Это вам не Тумский остров, это Вроцлав. А во Вроцлаве нет ничего вышегородского совета. Во Вроцлаве совет управляет. Я узника по распоряжению господсовета арестовал и доставляю в ратушу. Вы правы, что я поспешил. А вы опоздали.Это ваше упущение, раньше надо было вставать. Кто первый встал, тот первыйвзял. Так что подите вон, господин фон Гунт. Не препятствуйте службе.

– Во Вроцлаве правит епископ, – парировал Кучерафон Гунт. – Наместник короля Зигмунта, господина твоего, ублюдок, и всеготвоего совета. А я здесь представляю особу епископа, так что смотри, ратушныйприхлебатель, с кем разговариваешь. Кого вон посылаешь. У меня приказ доставитьарестанта в усадьбу епископа…

– А я в ратушу!

– Это дело церковное, – повторил гневноКучера, – хуя вашей ратуше. А нука расступись!

– Сам расступись!

Кучера фон Гунт прорычал, засопел, положил руку на меч. Вэто мгновение из все более напирающей и гудящей толпы выскочила, скорее дажевыстрелила, мелкая фигура в буром халате. Прежде чем кто-либо сумелотреагировать, фигура с разгона бросилась на Рейневана, вырвала его из объятийприслужников и свалила с ног, прижимая к земле. Ошарашенный Рейневан смотрелпрямо в лицо фигуры. С обыкновенного носа и обыкновенных губ текла кровь. Икакие-то мерзкие клейкие выделения.

– Я их обплюю, – прошептала ему фигура мягким женскимальтом. – А ты беги…

Ратушные служащие и люди фон Гунта стащили женщину сРейневана, дергая, тормоша и тряся как куклу. Женщина вдруг обвисла у них наруках, закатила глаза. Спазматически раскашлялась, подавилась, захрипела. Инеожиданно харкнула, плюнула и сморкнулась. Очень обильно и чрезвычайно широко.Кровь и слизистая клейковина густо испещрила лица и одежду окружающих.

– Пресвятая Мария! – завопил кто-то втолчее. – Это же зараза! Мор! Мор!

Повторять нужды не было. Все знали, что такое mors nigra,Черная Смерть, все знали как следует бороться с Черной Смертью. Принцип былпростой, правило было одно и гласило: fuge, беги. Все – торговцы, прохожие,служащие, военизированный отряд епископа, Нос, фон Гунт – бросились паническибежать, сбивая и топча друг друга. Соляная площадь опустела за одну секунду.

Остался лишь Рейневан. Медик. Склонившись на коленях надзараженной. Он пытался разжать ей губы, облегчить, удалить блокирующие горлослизь и сгустки. «От этого нет никаких заклятий, никаких чар, никакого амулета.Никакая магия не лечит и не предохраняет от заражения лёгочной формой чумы…Ведь это же легочная форма, без сомнения, проявления классические, хотя… У неёнет лихорадки… Холодный лоб… И тело… Груди… Возможно ли это? Что-то здесь нетак…

Женщина с обычным лицом отодвинула его руку.

– Вместо того, чтобы меня лапать, – промолвила онаспокойно и выразительно, – ты бы бежал, глупышка несчастный. Быстро.Прежде, чем они спохватятся, что это был розыгрыш.

Он не заставлял повторять два раза.

* * *

Если бы он решился удирать из Вроцлава как был, пешком, водном тонком кафтане на плечах, ему бы это удалось. В городе переполох исумятица, побег имел вполне порядочные шансы на успех. Но Рейневану было жальсвоего добра и полученного в подарок от Дзержки де Вирсинг гнедого иноходца. Оноказался неспособным к тому, чтобы не моргнув глазом без малейшего сожалениябросить материальные блага. Короче говоря, погубил его материализм. Как имногих до него. Сцапали его в конюшне. Набросились в тот момент, когда он седлалконя. О сопротивлении не могло быть и речи. Было их слишком много, с таким жеуспехом можно было пытаться победить сторукого Бриарея.[42] Влегко предвиденном финале у Рейневана был мешок на голове и путы на руках иногах. Потом его подняли и словно куль бросили на телегу. И привалили чем-томягким и тяжелым, наверное тряпьем.

Щелкнул кнут, скрипнули оси, воз подскочил и покатился повымощенной булыжником улице. Приваленный кучей тряпья Рейневан ругался и кусалсебе локти.

Начиналась путешествие в неизвестное.

в которой подтверждается поговорка и получается, что мир,действительно, тесен – ибо на каждом шагу Рейневан натыкается на знакомых.

Телега, на которой его везли, подпрыгивала и качалась навыбоинах, скрипя при этом так, словно вотвот развалится. Рейневан, которыйсначала придавившую его и едва позволяющую дышать кучу тряпок и колючей рогоживоспринимал как пытку и вовсю материл тех, кто это сделал, очень быстро поменялмнение. Будучи обездвиженным под кучей, он не бился о борта бешено мчащегоэкипажа, чувствовал и слышал грохот других предметов, наверное бочек и лесниц,которые беспорядочно летали внутри, то и дело перекачиваясь через него. Езда,впрочем, была такая, что даже в коконе тряпья зубы на выбоинах щелкали извенели.

Сколько длилась эта дикая гонка оценить было трудно. В любомслучае долго.

Его вытащили из-под тряпок, не церемонясь, бросили с воза наземлю. Или скорее в болото, потому что одежда мгновенно начала промокать. Почтив то же мгновение его также бесцеремонно подняли, рывком сорвали с головымешок. От толчка он ударился спиной о колесо.

Они были в овраге, на склонах еще белел снег. Однако в воздухеуже пахло весной.

– Невредим? – спросил кто-то. – Цел?

– Да видно же, что цел. Ведь на собственных ногахстоит. Давайте грошики, как договаривались.

Люди, которые его окружали, были разными. С первого взглядаих можно было разделить на две группы, даже две категории. Одних сразу можнобыло квалифицировать как городских преступников и потрошителей карманов, повесиз банд и шаек, которые сильно терроризировали вроцлавскую окраину. Именно они,вне всякого сомнения, схватили его в конюшне и вывезли из города на телеге. Стем, чтобы сейчас передать его другим. Тоже бандитам, но как бы другого класса.Наемникам.

На дальнейший анализ не хватило времени. Его схватили,усадили на коня, привязали запястья к луке седла, дополнительно связав плечидважды протянутой под мышками веревкой. Концы веревки взяли два всадника, одинсправа, второй слева. Другие плотно их окружили. Кони фыркали и топали. Кто-тотолкнул его в спину чем-то твердым.

– Трогаем, – услышал он. – Только безглупостей. А то получишь по морде.

Голос показался ему знакомым.