Свет вечный - Анджей Сапковский

Фургон тарахтел и скрипел. Больной бредил, его лихорадило.

Рейневана разбудил грохот засова и скрип открываемой дверцы,привел в чувство холодный свежий воздух, вместе со светом ворвавшийся внутрь.Он зажмурился. В фургон впихнули очередных пассажиров. Троих. Первый, плечистыйусач в рыцарском вамсе, рефлекторно шарахнулся при виде лежащего больного.

– Не надо бояться, – успокоил Рейневан. – Этоне заразное. Горячка, ничего больше.

– Влезать во внутрь! – поторопил один изнаемников. – Живо, живо! Может помочь?

Дверцы фургона захлопнулись, внутри снова воцарилась тьма.Однако света хватило, чтобы Рейневан удостоверился в том, что знает, по крайнеймере, двоих из тройки новых заключенных, плечом к плечу усаженных напротив. Онуже видел их лица.

– Раз уж породнила нас лихая година, – опередилосторожным и полным колебания голосом усач, – то давайте познакомимся. Я –Ян Куропатва из Ланьцухова, miles polonus…[47]

– Герба Шренява, – решился закончить попольскиРейневан, – если не ошибаюсь. Мы встречались в Праге…

– А чтоб меня! – Подозрительно нахмуренное иозлобленное лицо поляка просветлело. – Рейневан, эскулап пражский! Сразумне ваша милость знакомой показалась… Вот влипли мы все, зараза…

– Adsumus… – застонал громко больной, качаяголовой. – Adsum…

– Коль уж о заразе речь, – отозвался с тревогой вголосе второй из поляков, показывая на лежащего. – Он часом…

– Достопочтенный Рейневан – доктор, – объяснилКуропатва. – В болезнях разбирается. Коль говорит, что это не заразное, тонадобно ему верить, Якуб. Извольте, пан Рейневан: вот это добрый шляхтич ЯкубНадобный из Рогова. А вот там…

– Мы знакомы, – прервал третий мужчина с сильноочерченной, слегка будто кривой челюстью. – Клеменс Кохловский из Велюни,помните? Имели удовольствие. В Тошеке это было, осенью прошлого года. О делахрассуждали.

Рейневан подтвердил, но только кивком головы. Он не былуверен в том, как глубоко можно вдаваться в подробности, и можно ли вдаватьсявообще. Новые пассажиры были, конечно же, временными сотоварищами по несчастью,но это вовсе не означало, что они должны были знать специфику и деталипроворачиваемых через Кохловского дел. Которые состояли в продаже гуситамконей, оружия, пороха и пуль.

– Нас всех троих схватили вместе, в один день, –развеял его сомнения Ян Куропатва. – На краковском тракте, между Бельскоми Скочовом. Мы шли цугом, везли… Догадываетесь, что везли. Знаете ведь, чтоэтим трактом возится.

Рейневан знал. Все знали. Краковский тракт, проходящий черезЧехию и Моравские ворота и соединяющий Польское Королевство с Чешским, былодним из немногих торговых путей, не попавших в блокаду осажденной гуситскойЧехии. По этому пути товары из Польши шли в Чехию практически непрерывно ибеспрепятственно, происходило это благодаря договору, принятому между моравскойкаликстинской шляхтой и влиятельными католиками. Моравские гуситы не совершалиграбительских нападений на земли католиков, а те, в свою очередь, закрывалиглаза на идущие через Цешин обозы и цуги. Договор был неформальным, аравновесие шатким, временами какой-нибудь инцидент ее нарушал. Как было видно.

– Схватили нас, – продолжал miles polonus, –ратиборцы из Пщины, наемная дружина этой волчицы Елены, вдовы князя Яна. Пщина– это ее, то есть собственно Елены, вдовий удел, ведьма проклятая, как удельнаякнягиня на Пщине сидит и ведет себя все наглее.

– К тому же незаконно, сучка такая, – проворчалсердито Кохловский. – Потому что не на своей земле, а на Цешинской. Этобеззаконие!

Рейневан знал, в чем дело. Используемая купцами брешь вблокаде существовала также благодаря умелой политике цешинского князяБолеслава, который защищал свое княжество тем, что с гуситами не ссорился и ихгрузы не трогал. Совсем другую политику проводили вдова князя Елена, имевшаярезиденцию в Пщине, и ее сын, князь ратиборский Миколай. Те не пропустили ниединого случая, чтобы насолить торгующим с гуситами, хотя бы и в чужихвладениях.

– Уже немало наших, – продолжал Куропатва, –сгнило в пщинских подвалах или подставило голову под топор. Я думал, когда насвзяли, что нам тоже на эшафоте конец выписан. Уже вверяли душу Богу. Я, панЯкуб и пан Клеменс… Но в темнице торчали мы не больше недели. Повезли нас вРатибор, выдали тем другим, пес знает, кто они такие… А сейчас посадили в этубудку и везут. Куда, зачем, кто, кому служат, пёс их знает.

– Зачем – это известно, – понуро отозвался ЯкубНадобный из Рогова. – На казнь, само собой.

– Фамилия Унгерат, – спросил Рейневан, –что-то вам говорит?

– Нет. А должна?

Рейневан рассказал о своем задержании, о пути, которымпроехал в течение трех дней. О том, что эскорт вероятнее всего служит Унгерату,богатому вроцлавскому патрицию. Куропатва, Надобный и Кохловский началинапрягать мозги. Без особых результатов. Так и оставались бы в растерянности инеуверенности в своей судьбе, если бы не новый пассажир фургона, которогоподселили им в тот же день.

Новый пассажир был молодой, светловолосый, потрепанный, какпугало на огороде. А также веселый и радостный, что просто изумляло, учитываяобстоятельства.

– Разрешите представиться, – засмеялся он,усевшись. – Я Глас из Либочан, настоящий чех, сотник из Табора. Пленник.Временно, ха-ха! Доля военного, хе-хе!

Несколько дней тому, рассказывал Глас из Либочан, настоящийчех, делая время от времени паузы на приступы громкой и беспричинной веселости,господин Гинек Крушина из Лихтенбурга напал на градецкий край. Раньше господинГинек был верным защитником Чаши, но изменил, перешел на сторону католиков исейчас угнетает добрых чехов набегами. Рейд на Градецко не закончился для негонаилучшим образом, его дружину разбили, рассеяли и вынудили бежать. Но Гласа изЛибочан пан Крушина сумел захватить в плен.

– Такова доля военного, ха-ха, – засмеялся добрыйчех. – Но солому у пана Крушины в подвале я не грел! Выкупили меня, сюдадоставили. А сейчас, как я подслушал, куда-то под Фриштат повезут.

– Зачем под Фриштат? И кто вас выкупил?

– Ха-ха! Дык собственно тот, кто и вас. Тот, кто насвезет сейчас.

– Кто именно?

– Гебхарт Унгерат. Сын Каспера Унгерата… Неужто незнали? Да я вижу, что должен вам кое-что прояснить!