Когда расцветает опал - Вероника Янушкина

заметив, как распускаются петли шерстяного платка, — бедные крошки…

— Сколько их было? — угрюмо спросил мужчина. Мозолистые ладони и въевшаяся в латаную-перелатанную одежду пыль выдавали каменщика.

— Тридцать четыре, — ответил каорри, прочитав информацию на пластине. Коротко стриженый и сутулый, с грубыми чертами лица, он напоминал обыкновенного грузчика или уборщика. Песчинку прослойки общества, о которой давно позабыли благородные чины, — шестеро послов. Остальные — жёны, сёстры, дети и родители.

— Как это было? — глухо спросил продавец из лавки овощей и фруктов.

— Аркестанцы раздели несчастных за городской чертой, выжгли на груди позорные слова и вздёрнули на стеблях местной ядовитой травы.

Воцарилось гнетущее молчание. Дарры и дерьи представляли ужасное зрелище.

— А стражи? Стражи! Хоть кто-то наших охранял? — спросила кухарка, одетая в пропахший жиром, застиранный фартук, — у аркестанцев дикий норов! Они до конца жизни мстят за обиды! Ещё и детей науськивают! Безумцы!

— Тогда прибавим пятерых, — бездушным голосом добавил чтец и осёкся, — с них начали. И с особой жестокостью расправились.

— Ещё хуже, чем клеймо и повешение? Боюсь спросить…

— И не надо! — вскрикнула вязальщица. Бледная, как пергамент.

— Нет уж! — посуровел каменщик. Сжал кулаки; вены вспухли и побагровели, — пусть докладывает! Врага надо знать в лицо!

Каорри притихли. С кухни выглянули повара, заинтересованные беседой.

— Посреди главной площади заковали в деревянные корытца и закормили мёдом и молоком.

В столовой послышались всхлипы вперемежку с отборной руганью.

Сидевший на табурете старец громко стукнул палкой-посохом:

— Так казнили предателей Родины ещё до этих проклятых королей! Это мучительная и медленная смерть! Неделю черви заживо съедали несчастных! Я хоть и стар, помню рассказы отца о давних временах! Так поступали со шпионами! Оттягивали кончину, чтобы те раскаялись и молили о пощаде! Молили до последних минут!

С кухни завоняло гарью. Повара исчезли за дверьми.

— Но… подождите-ка, не сходится! — овощник обхватил руками голову и случайно выдернул несколько волосков, — о разгроме посольства доложили вчера ночью! Как тогда это получилось? Если пытки длились так долго!

— Ведь, верно. Не сходится!

Толпа загудела:

— Что всё это значит?

— Что происходит?

— Почему от нас скрывают такое?

— Лучше спросите, что нам рассказывают!

— Ложь! Всюду ложь!

— Король пообещал предпринять меры, — чтец изучал новости, — направить ноту протеста…

Бах! Вскочив, каорри опрокинули табуреты и стулья.

— Да сколько можно?! Сколько можно слушать эти глупости?!

— Кому нужна «нота протеста»?! Курам на смех! Это не вернёт умерших!

— Надо отомстить Аркестану! Пусть тамошние жёны тоже поплачут! Пойдём войной и вздёрнем султана на нашей площади!

— Да что монарх может? Он лишний раз боится шаг ступить!

— Пока он пировал и с цетрой миловался, послов жестоко пытали! Где справедливость? — в сердцах вязальщица бросила спицы и клубок, — Карвахен на куски рассыпается, мы в крохотных комнатёнках ютимся, а это сиятельство ничего не делает!

— Если спросить…

Из-за криков задрожали светильники. С потолка посыпались хлопья краски.

— Да! Да! Надо пойти и спросить!

— Доколе он будет бездействовать!

— Стража вас не пустит.

Мужчины переглянулись:

— А мы соберём всех, кого сможем! Против всех нас ряженые клоуны не устоят!

— Я позову подмогу из Архары! — кулаком ударил по столу каменщик, — там много кто согласится пойти с нами!

— А я свяжусь с северными графствами!

— Да! Беззаконию пора положить конец!

— Пусть Величество ответит на все вопросы!

Раззадоренная толпа повалила на улицу.

В столовой остался один каорри. Чтец новостей. Слегка искажённые и преподнесённые в нужном ключе, факты подтолкнули недовольных к решительным шагам. Аккуратный жест информационного «скальпеля» вскрыл тугой нарыв отчаяния и боли, чья сокрушительная сила вот-вот затопит Карвахен.

Когда шум стих, мужчина убрал пластину, распрямил спину и покинул разгромленный зал. За блестяще выполненное задание асан пообещал награду. Подумаешь, власть переменится. Одного свергнут, придёт другой — какая разница? За пустыми обещаниями последует новый режим. Бедные останутся бедными, богатеи в сотый раз поделят блюда с королевского стола. А вот исполнителю особых заданий сельвиолитовый рудник гарантирует безбедное будущее.

* * *

Кап! Кап!

Мерно звенели капли, скользили по листьям и исчезали в траве. Цветы поникли; в бутонах, словно в домиках, спрятались муравьи и пчёлы. Сквозь слепой дождь пробивалось желейное солнце, медленно скатываясь за горизонт. Нежную музыку природы дополняли песни попугаев, лебедей, ворон, гусей и прочих птиц — в разгаре была сезонная миграция. Пернатые летели на юг, пережидать грядущие семерики зимы. Почему они отвергали, казалось бы, тёплый Карвахен? Скудные земли и реки не прокормят в холода.

В северных графствах каорри уже столкнулись с голодом. На рынках исчезли мясо и рыба, от овощей и фруктов осталась половина. Резко подорожали крупы и специи, а в кофе и чае обнаружились примеси ореховой муки. Чиновники из местных комиссариатов ссылались на сложную политическую обстановку и призывали на ближайшие полгода затянуть пояса потуже. Экономно тратить запасы и «не съедать за ужином целого индюка».

Погромы торговых лавок стали обыденными событиями. Но что взять из пустых погребов? Разве что крыс и мышей, но подобный «деликатес» не оценили даже самые отчаянные. Привыкшие к обильным застольям горожане выбирались в леса и устраивали охоту на животных и птиц. Постепенно к промыслу добавлялись остальные территорию. Законы об охране природы горячие головы предпочитали не вспоминать.

Тем более, что стражи то и дело закрывали глаза на проступки. То ли по собственной инициативе, то ли по приказу чинов из комиссариата — это никого не волновало. Солдаты, как обычные жители, собирались в столовых и роптали на судьбу. Дескать, в приказах власть имущих оставалось всё меньше смысла, благородные верхи не хотели видеть, как страна опустилась на грань разорения. Судачили о дворцах, построенных знатью, о дорогущих нарядах и сытных столах, весельях и плотских утехах.

Особенно перепало бывшей цетре, а ныне помощнице короля. В расточительность её не попрекал только ленивый. Ещё более жёстко каорри перемывали кости сиятельному монарху. Сначала — шёпотом, после — в полный голос. Вопрошали: знал ли сокол о