Нелюдь - Александр Варго

Общий замысел тоже не отличался сложностью. Найти ребёнка, затащить в безлюдное место, порезать ему ладонь, набрать немного крови. Константин не собирался никого убивать или калечить, ведь в письме не оговаривалось – сколько нужно крови и какой ценой она будет добыта.

Прежде чем решиться на это, Камский перебрал все (по его мнению) возможные варианты. Закрыть вопрос за деньги было проще всего. Если бы речь шла о крови взрослого – Константин точно выбрал бы этот способ. Но детская и – до полуночи… нет, рисковать не стоит.

Само собой, то, что он собирался сделать, было не меньшим риском. И всё же, всё же… По его мнению, у незнакомца, в открытую предлагающего ребёнку сделать «немного больно» в обмен на деньги или тот же планшет, ощутимо меньше шансов, чем у человека, готового ненадолго применить силу.

По возрасту будущего «донора» вопросов не возникло. Лет десяти-двенадцати, не меньше – и не больше. Понятно, что для кого-то его чадо и в четверть века останется ребёнком, но в крайности Камский уходить не собирался. Откровенно говоря, он даже не был уверен: сумеет ли довести всё до завершения. Константина не пугал вид крови, но порезать руку маленькому, растерзанному страхом человечку, который, по паскудной теории вероятности, может оказаться чем-то похожим на Женьку… как трудно задавить в себе человека хотя бы на полминуты? Неважно, ради чего приходится это делать…

Покупки Камский рассовал по карманам, заранее порезав бинт на несколько недлинных кусков. После всего он хотел перевязать жертве рану: а как оно там получится… Лезвие ножа Константин обработал водкой, чтобы случайно не занести какую-нибудь заразу. Нельзя сказать, чтобы от этих предосторожностей на душе было много легче, но в любом случае – лишним не выглядело. Женькин планшет и деньги, около тридцати тысяч – всё, что было в наличии, – лежали во внутреннем кармане куртки. Вдруг да сыграют решающую роль…

Центр города Камский отмёл сразу: суббота, многолюдство, патрули… После обеда он поехал в Грачёвку – худо-бедно знакомый район на окраине: разведать-осмотреться до начала «охоты», до первых сумерек. За последние лет семь Константин был там считаные разы и в основном – проездом. Так что освежить в памяти расположение дворов-улочек и прочей местности надо, надо… Если вдруг придётся бежать, то лучше знать, куда, чем ломиться наугад.

Грачёвка была выбрана не только из-за относительного знакомства с местностью. В памяти сидело что-то, связанное с этим районом и способное помочь. Камский никак не мог вспомнить, что именно. После пропажи Женьки голова была забита только одним; остальное преимущественно поблёкло-расплылось и сейчас не желало обретать прежние очертания. Но, вне всякого сомнения, что-то было, оставалось лишь вспомнить, что…

Детские площадки, изредка виднеющиеся за окном маршрутки, притягивали взгляд, но Константин мысленно поставил крест на попытке увести ребёнка оттуда. Слишком опасно, а рисковать сейчас следовало лишь в случае полной безнадёги. Пока время есть, поищем…

Он вышел за две остановки до конечной, зашагал по тротуару – спокойно, довольно быстро, но – не торопливо. По престижности район занимал одно из последних мест в городе из-за близости к старым очистным сооружениям, железнодорожным путям и промзоне времён социализма, около половины которой пустила под откос непредсказуемая поступь дикого капитализма. Другая половина выжила и с переменным успехом держалась на плаву, давно привыкнув к страшноватому соседству – разрушенным цехам и сооружениям.

Жилой фонд тоже не впечатлял. С дюжину серых панельных пятиэтажек, примерно столько же хрущёвок, густая россыпь частных жилищ с непременными огородами и несколько типовых домов едва ли не довоенной постройки: желтоватая облупившаяся штукатурка, два этажа, два мрачных подъездных зева, из которых по большей части тянуло стойким душком сырого подгнивающего дерева.

С момента, как Камский покинул маршрутку, пошёл второй час. Константин кружил по Грачёвке, кое-как унимая нервное напряжение: присматриваясь, изучая, запоминая. И упорно отыскивая зацепку, могущую вытащить из архива памяти нужную папку. Он чувствовал: это связано с детьми, но что и как… Всерьёз боялся, что это будет у него перед глазами, но «сложить два и два» – так и не получится.

Получилось.

«Ах, ты ж! – Камский чуть не зарычал от досады. – Просто ведь всё…»

«Зацепка» имела вид внушительного краснокирпичного полёта архитектурной мысли, медленно разрушающегося в центре Грачёвки. В конце восьмидесятых кто-то из деятелей в местных «верхах» посчитал, что самому трудовому району города позарез необходим самый большой Дворец Культуры и Творчества. Стройка длилась около двух лет, но приход демократии заморозил её на отметке «четыре пятых», с которой она не сдвинулась и поныне.

В заброшенное здание быстро потянулись все кому не лень. Культуры и творчества стены дворца так и не увидели, если не считать карточной игры и пения дворовых шлягеров под расстроенную гитару. Зато с лихвой наслушались мата, навидались пьяных драк, торопливых случек и прочих бесхитростных радостей жизни. В народе недострой прозвали незатейливо и метко: «гнездо».

За всё время городские власти не могли решить, что делать со зданием – достраивать или сносить, постоянно откладывая вопрос в разряд второстепенных. Полтора года назад перебравший с «веществами» подросток выпрыгнул со второго этажа архитектурной мысли, сломав себе позвоночник. «Гнездо» спешно обнесли забором из зелёного металлопрофиля, пообещав «кардинально разобраться с проблемой в ближайшем будущем»; но дальше слов дело не пошло.

Судя по упоминаниям недостроя, порой встречавшимся в местной «вконтактовской» группе, ограждение завсегдатаев не отпугнуло. Грачёвские «птенцы» продолжали слетаться в облюбованное ими пристанище.

Камский мысленно пробежался по основным местам нового замысла. На первый взгляд – ничего нереального, вполне может срастись. Риск остаётся, правда, «начинка» у него будет иная… но тут уже ничего не попишешь. Без шероховатостей такое прокрутить сложно…

Константин пошёл вдоль ограждения, почти сразу же обнаружив «брешь»: легко отгибающийся лист металлопрофиля. И засел метрах в тридцати, в кустах, чтобы не упустить из виду входящих-выходящих. Со стороны недостроя периодически долетали приглушённые вопли и хохот, дававшие Камскому нешуточную надежду.

Три парня появились на протоптанной к «бреши» тропинке спустя минут двадцать. Двое явно достигли призывного возраста, а вот третьему было лет десять-одиннадцать: то, что надо. Константин едва сдержался, чтобы не выпрыгнуть из кустов и не рвануть им наперерез.

«Спугну только… – Он проводил исчезающую за забором троицу взглядом. – И этих, и остальных тоже».

Он покинул укрытие и неторопливо зашагал поближе к ограждению. Идти в «гнездо» Константин не думал, собирался дождаться ещё кого-нибудь из здешних. От следующей части замысла зависело многое, если не всё…

Ждать пришлось около получаса.

Из «бреши» выбрались сразу двое. Первый был коренастым крепышом с глуповато-щекастой физиономией, кривым носом и наглыми серыми глазами. По мнению Константина, обычный «бычок» – мускулы без интеллекта.