Я защищал Ленинград - Артем Драбкин

Вскоре через наши позиции стали идти отступающие части, везли в тыл раненых, навстречу им идёт подкрепление, а мы всё никак не воюем. И вдруг командиры говорят: «Ушли последние стрелковые части, и перед нами только немцы!»

Ночь не спали, всех охватила непонятная дрожь, думали, что будет в бою. Утром немцы были до того уверены в своей победе, что даже не открыли артиллерийский огонь по нашим позициям, только слегка постреляли минами, и пехота противника пошла вперёд с засученными рукавами, ведя сильный пулемётный огонь. Немцы бросили против нас не более двух батальонов, они даже не знали, что впереди стоим мы, морские пехотинцы, думали, что уже практически никого нет до самого Ленинграда.

Враги подошли практически вплотную к нашим траншеям, и тут мы встали во весь рост. Не помню, кто дал команду, мы пошли навстречу противнику со штыками наперевес, немцы от неожиданности перестали стрелять и не могли двинуться ни назад, ни вперёд. Они не ожидали, что на них пойдёт целая лавина молодых, сильных, подготовленных ребят. Мы не просто остановили врага, буквально за 10 минут перед нами никого не осталось, и километров десять гнали немцев в тыл, даже захватили миномётные позиции. А потом, когда вышли вперёд, надо готовить новые позиции, а ты попробуй вырыть ночью окопы в каменистой почве. Так что вернулись на свои подготовленные позиции, и правильно сделали. Наутро началось страшное дело, земля трясётся, самолёты налетали целыми волнами, бомбят и стреляют. Это ужас был, даже земля тряслась. Я выглянул - у нас окопы были дёрном выложены, так, чтобы не было видно, после непрерывных бомбёжек всё перемешано, страшное дело, одна атака самолётов следовала за другой. Когда всё прекратилось, на нас пошли танки и пехота. И немцы уже двигались не так свободно, как в первый день, а за танками. И вот тут мы уже воевали не на жизнь, а на смерть. Здесь погиб в рукопашной схватке мой товарищ Лёня Сидоров. Я видел, как он умирал, но ничего не мог сделать, потому что немцы ворвались на левый фланг наших позиций, нужно было выручать товарищей, и мы пошли в атаку под крик: «Взвод, вперёд!» Причём все пошли, кто кричал, снова не знаю. Началась рукопашная. И в это время Лёню убили, я не мог нагнуться к нему, потому что тогда меня бы проткнули штыком. Но в итоге мы отстояли свои позиции и неделю держали оборону, потом вынуждены были начать отступление, сдали Петергоф и только под Ленинградом остановили врага. Продвижение немцев сдержала беззаветная преданность людей, они не щадили себя. Немцы тогда сильнее нас были, до того приучены к войне, что ужас. Но у нас имелось самое главное - вера в победу, мы шли в атаку «За Сталина! За Родину!». Умирали и не говорили ни одного слова наперекор командирам. Думали только о том, как защитить нашу Родину от агрессора, это было наше святое дело. В этом и заключается настоящий дух. К тому времени я уже забыл, что являюсь курсантом, нас смешали с обычными стрелковыми войсками. Но вот командование не забыло, вспомнили о том, что мы курсанты, к тому времени я был ранен и лежал в медсанбате, даже оттуда вытащили. Отправили в эвакуацию, нас через Ладожское озеро вывезли на Большую землю, мы шли прямо по льду в феврале 1942 года. Добрались до станции Кабоны, остановились в местной церкви, я настолько выбился из сил, что мне помогал идти товарищ. После ночёвки наш отряд получил приказ идти в пристанционный посёлок Ефимовская. Это была единственная станция, откуда нас могли отправить эшелонами по назначению.

Интервью и лит. обработка Ю. Трифонова

1 августа 1941 года меня направили на Ленинградский фронт. Попали мы в 428-й истребительный полк, который дислоцировался на аэродроме Гатчина. Это старинный аэродром, который был ещё до Октябрьской революции. Но, к сожалению, полк не успел сформироваться полностью, когда фашисты, прорвав оборонительные сооружения под Лугой, подошли к самой Гатчине. Под Ленинградом оказалось очень много наших повреждённых самолётов, и тогда собрали несколько бригад, и приказом Военного совета Ленинградского фронта были организованы ремонтные авиационные базы. Нас направили в город Ленинград во 2-ю ремонтную авиационную базу, которая находилась на территории авиационного завода № 47. Этот завод был крупным, у него было своё лётное поле, и там мы ремонтировали наши повреждённые самолёты.

- И бомбардировщики, и истребители?

Да, но мне пришлось в основном ремонтировать истребители. На бомбардировщиках я работал мало.

- Какие были истребители?

И-16, И-15бис, И-153, были разведчики Р-5, были также бомбардировщики СБ. Все эти самолёты мы ремонтировали в цехах 47-го завода.

- С точки зрения электрооборудования что выходило из строя, что приходилось больше всего ремонтировать?

Приходилось менять кабельную сеть, электрооборудование, аккумуляторы, генераторы и другие бортовые приборы, мы делали пробную зарядку аккумуляторов, пробные пуски генераторов и наладку этого оборудования на самолёте. Территория завода обстреливалась дальнобойными артиллерийскими батареями противника, потому что враг подошёл уже к Пулковским высотам. Наш завод находился в видимой дальности, мы уже видели Пулковские высоты. У нас были, конечно, большие потери - и среди военных, и среди гражданских - рабочих завода. Очень печально, что среди погибших были женщины. Когда обстрел и бомбёжки усилились (это было примерно в конце сентября 1941 года), нас перебросили на территорию авиационного завода № 21. Находился он на северо-востоке Ленинграда. Там мы продолжили ремонтировать самолёты. Осенью, в конце октября, когда уже нечего было ремонтировать, когда остались буквально считаные экземпляры наших действующих самолётов, нас, авиационных механиков, техников, инженеров, собрали под крыло 439-го истребительного авиационного полка и направили на станцию Ладожское озеро. Мы ждали погрузки на корабли Ладожской военной флотилии, потому что блокада Ленинграда была полностью замкнута в начале сентября, примерно 8-9 сентября, и нас решили перебросить на Большую землю на кораблях Ладожской военной флотилии. Но перед нами две баржи с эвакуированными из Ленинграда стариками и детьми были потоплены фашистской авиацией, и нас задержали на станции Ладожское озеро до тех пор, пока не испортится погода в этом районе. И вот в конце октября - начале ноября нас погрузили на канонерскую лодку «Норе» из состава Ладожской военной флотилии, и мы поплыли на противоположный берег Ладожского озера. Был шторм, корабль бросало, как щепку. Наш состав в основном был технический, и все лежали на палубе, чтобы удержаться при этой штормовой погоде. Моряки ходили между нами и смеялись: «Эх вы, лётчики, даже морской качки не выдерживаете!» Некоторые из нас были в плачевном состоянии, и рвало нас, и тошнило, и всё такое. Ну, наконец, мы доплыли до Новой Ладоги, нас выгрузили, на машинах довезли до железнодорожной станции и затем отправили в город Череповец. Там нас переформировали и в январе 1942 года направили на Карельский фронт.

Интервью А. Драбкина, лит. обработка С. Анисимова