Смотреть и видеть. Путеводитель по искусству восприятия - Александра Горовиц

Паутины воронковых пауков стали рефреном нашей прогулки. После того как мы увидели первую паутину, она будто отпечаталась в нашем сознании, и мы уже не могли не замечать следующие. Характерная густая белая паутина появлялась перед нами снова и снова: на живых изгородях, на кирпичных заборах. Если приглядеться, можно увидеть и воронку, давшую название пауку: отверстие с гладкими краями, в котором, если вам повезет, будет сидеть сам паук, ждущий, когда в его логово свалится какое-нибудь насекомое.

Внимательно рассматривать насекомых – значит видеть их стремительный цикл рождений, убийств и смерти. Редко каких насекомых можно назвать гуманистами, и даже растительноядные причиняют огромный ущерб листьям, почкам, траве и стеблям, которые они поедают. Но мы с Эйзменом искали не столько насекомых, сколько их следы. Исследуя следы насекомых, мы чувствовали себя детективами. Эти животные очень неопрятны: они стремительно проносятся по территории, опустошая ее, и почти никогда не убирают за собой (за исключением воспитанных личинок, которые съедают свои яйцевые капсулы). Они сбрасывают оболочку, повсюду оставляют выделения, грабят и мародерствуют, а затем снимаются с места и идут дальше. Похоже на вечеринку, после которой остаются наспех сброшенная одежда, разбитые бутылки и другой мусор. Абсолютно нецивилизованно!

Я была готова и дальше рассматривать паутину воронкового паука, но Эйзмен вдруг сорвался с места. Прогулка с ним оказалась совершенно нелинейной: только что мой спутник шел рядом, а в следующую секунду он, круто повернувшись, кидался к дереву, пожарному гидранту или фонарному столбу и начинал его осматривать. Мы уже ушли с парковки, однако за следующие два с половиной часа успели преодолеть лишь километра полтора. При такой “сверхзвуковой” скорости нас могли бы обогнать насекомые почти всех видов, которых мы заметили (не исключая некоторых личинок). Но это обычная скорость для Эйзмена, который, будучи здоровым молодым мужчиной, тратит около 10 часов на преодоление 8 км. Ведь на этом маршруте его подстерегают бревна, которые обязательно надо перевернуть, и змеи, за которыми непременно нужно погнаться. Эйзмен провел бесчисленные часы на пустыре площадью 0,4 га в Берлингтоне, штат Вермонт, где когда-то жил: там он сделал десятки фотографий для своего определителя.

За несколько часов прогулки по городским кварталам мы нашли следы жизнедеятельности насекомых почти всех видов, упомянутых в его книге: яйцевые капсулы (яйцевая камера обычного домового паука на кирпичной стене); экзувии – этим замысловатым словом обозначается сброшенный панцирь насекомого (поденка, прикрепившаяся к фонарному столбу и полинявшая); примеры паразитизма (омерзительные мясные мухи, пораженные паразитическим грибом); экскременты (например, земляных червей, которые составляют значительную часть того, что мы называем “грязью”); выделения пауков-скакунчиков (черные пятнышки на белых горошинках); паутина (“Она есть на всем”, – проинформировал меня Эйзмен); капсулы (паучьи “логова” – временные сооружения, в которых прячутся пауки); ходы в листьях растений (работа дубового листового минера, личинки которого прогрызают округлые туннели); галлы (небольшие патологические образования на виноградном листе, внутри которых мы обнаружили бесчисленные похожие на тлю оранжевые штуковины); муравейники (небольшие холмики с ямкой посередине, извергающие из себя тоненькие “дорожки” муравьев); даже следы жизнедеятельности насекомых на позвоночном животном (сильно распухший след от укуса комара на моем запястье).

Список, конечно, впечатляющий, однако прогулка началась совсем не благоприятно. Повосторгавшись паутиной, мы оказались в квартале, который на первый взгляд был абсолютно пуст. По сторонам бледной бетонной дорожки беспорядочно стояли полузасохшие платаны и клены. Никакого движения. Царила послеполуденная тишина. Кроме нас, на улице никого не было – ни единой ленивой белки, которая могла бы нас развлечь. Вдруг Эйзмен метнулся к дереву и перевернул листочек.

“Просто бросилось в глаза”, – сказал он, когда я неохотно приблизилась. Он покрутил висевший над головой лист. Я взглянула наверх: лист выглядел слегка нездоровым. Вскоре мои глаза начали что-то различать, будто я вошла с солнечной улицы в прохладную темную комнату. Я рассмотрела лист на просвет – и только тогда стала понимать, о чем говорил мой спутник. Зеленая ткань была испещрена черными и желтыми точками: “характерными следами питания платановой кружевницы”. Эйзмен объяснил: “Они не прогрызают отверстия, а просто высасывают зеленую мякоть, и лист желтеет”. Платановые кружевницы жили на нижней стороне листа, который оказался в ближайшем рассмотрении усыпан экскрементами – теми самыми черными точками. Рядом с ними сидела группка нимф, которые тоже выглядели как черные точки. “Это очень красивые насекомые”, – объявил Эйзмен. Он сорвал лист, чтобы показать мне, и на его волосы и рубашку просыпался дождь из нимф и молодых особей платановой кружевницы. Я присмотрелась: взрослые насекомые и вправду были почти хорошенькими, с прозрачными крылышками, на которых виднелись перекрещенные темные выпуклые прожилки.

Эйзмен тем временем потчевал меня информацией о кружевницах. Эти узкоспециализированные насекомые предпочитают лишь один из видов деревьев: существуют кружевницы платановые, березовые и дубовые. Они относятся к клопам, входящим в состав большого отряда Hemiptera, который включает все виды насекомых, не имеющих жевательного ротового аппарата. Вместо этого у кружевниц есть хоботок. Кроме того, они изобрели интересный способ выхода из яйца. Дубовая кружевница вырастает в крошечном яйце с откидной крышкой, которая открывается, когда она готова к вылуплению.

Я указала Эйзмену на насекомых: он был усыпан ими. Эйзмен небрежно отряхнул рукой волосы и улыбнулся: “Ничего страшного”. Несколько кружевниц уютно устроились у него на груди.

Мы шли по тротуару, и растение каждого нового вида являло новую возможность: возможность найти следы еще одного насекомого. В обычной клумбе у основания дерева с травой, опавшими листьями, веточками, семенами и орешками могли скрываться тысячи насекомых, пауков и других существ, питающихся насекомыми или пауками. Скоро я стала участником основной исследовательской стратегии Искателя Следов Жизнедеятельности Беспозвоночных: переворачивания вещей. Эйзмен применял “переворачивающее” поведение по отношению к большинству предметов, “если только те сами не бросались в глаза” (и слава богу, что не бросались). Эйзмен постоянно переворачивал листья – часто это было первое, что он делал, подходя к дереву. “Если ищешь насекомое, живущее на деревьях конкретного вида, – объяснял он, – в первую очередь смотри на листья”. И действительно, почти на каждом дереве, мимо которого мы проходили, присутствовали следы жизнедеятельности насекомого. Отверстия встречались чаще всего. Точно так же, как начинающий арборист определяет дерево по листьям, отверстия в листьях можно использовать для определения того, кто эти отверстия оставил. В пестром ряду деревьев, растений на клумбах и сорняков на обочине и между плитками тротуара мы нашли отверстия десятков разновидностей. Не считая отверстий, сделанных листоедами-щитоносками и минерами, мы увидели крупные рваные отверстия, похожие на те, которые могли бы оставить кузнечики или саранча; точечные отверстия, похожие по форме на запятую или точку с запятой; аккуратные, словно вырезанные дыроколом отверстия в листьях березы – следы оправдывающей свое имя пчелы-листореза. Эти пчелы, строя гнезда, вырезают из листьев кусочки, которыми выкладывают цилиндрические ячейки для яиц.