Большая игра - Борис Сапожников

Полковник выругался сквозь зубы и выскочил-таки на улицу. Почти следом за этим раздались щелчки кнута и резкий задорный свист, а потом и бодрый перестук копыт. Карета отправилась в путь по улицам Уайтчепела, и я отчего-то не сомневался, что она легко минует все заслоны, закрывающие район.

Мы выбежали из больницы, но лишь для того, чтобы проводить карету взглядами. Угнаться за ней, конечно, было невозможно – нечего и думать. Сэр Галахад вскинул свое электроружье и в бессильной ярости выпустил вслед удаляющейся карете серию импульсов, полностью опустошив батарею. Но карета была слишком далеко – ни один из них не достиг цели.

– По крайней мере доктора вы заполучили, – произнес я, хотя отлично понимал, мои слова – слабое утешение.

Доктора Моро пришлось едва ли не на руках нести. Он обмяк и не желал шевелиться, ноги у него подкашивались, а шея не желала держать голову. Доктор как будто постарел в единый миг лет на десять, превратившись в совершенную развалину. Он едва шагал, навалившись на плечо сэра Галахада, которого окружали все мы, ведь паладин Ордена не мог пользоваться оружием. И из-за висящего на нем Моро, и потому, что аккумулятор электроружья разрядился полностью.

Больница была такой же пустой: ни людей, ни выродков нам больше не встречалось. В приемном покое остановились, снова взяв оружие на изготовку, но шума боя уже не было слышно. Я жестом велел остальным ждать, а сам, удивляясь собственной глупости, медленно двинулся к двери с секачом наперевес. Открывалась она вовнутрь, и потому я остановился на несколько секунд, прикидывая, как бы лучше управиться с тяжелой на вид створкой. Это и спасло мне жизнь или, по крайней мере, здоровье уж точно.

Могучий удар секиры сорвал одну из створок с петель. Она завертелась и с грохотом рухнула на пол. А следом в приемный покой ворвались игроки, возглавляемые Томасом Мэлори. Света было уже достаточно, чтобы разглядеть нас, и потому мы только наставили друг на друга оружие.

– Ваш план сработал, сэр Томас, – произнес я. – Мы захватили доктора Моро.

Тут к нам подошли сэр Галахад, волочащий доктора Моро, и Изабо д’Аржий с Ломидзе.

– Вы отлично справились с задачей, – кивнул он нам, хотя слова эти были адресованы, конечно, в большей степени именно сэру Галахаду.

Тут мимо него прошел, бесцеремонно отодвинув его плечом, карфагенянин Магарбал. За ним следовал зверообразный баск, правда не Аузибар. Легкий доспех раба был поврежден в нескольких местах, кое-где на повязках проступали кровавые пятна. О судьбе капитана команды я предпочел не задумываться.

– Так из-за этого старого гриба я потерял половину команды и лучшего капитана, какого можно найти во всем Новом Карфагене? – прохрипел Магарбал. – Выглядит не слишком впечатляюще.

– Этот человек создал тех выродков, что перебили половину вашей команды, Магарбал, – заметил маркиз Лафайет. Он выглядел уставшим, как и все, однако на тонких губах не увядала обыкновенная его ехидная усмешка. – Или вы представляли себе хирурга-вивисектора, которого мы оторвем от работы, и он предстанет перед нами в заляпанном кровью фартуке?

– Да плевать мне на него, – Магарбал сплюнул на пол прямо под ноги Моро. – Надеюсь, вашего поместья хватит, чтобы покрыть мои убытки. Я сегодня же выставлю счет вашему Ордену.

– И он, уверен, будет длиною в милю, – усмехнулся беспечный или кажущийся таковым маркиз.

Магарбал смерил его яростным взглядом, похоже, он был вовсе не в восторге от шуток Лафайета. Отвернулся и зашагал обратно на улицу, махнув своим рабам. От команды басков остались всего два человека – тот, кто сопровождал его, и молодой совсем парень с длинным блочным луком за спиной. Последний заметно прихрамывал, хотя ран на теле видно не было.

Остальные команды тоже понесли сильные потери. Мы с Ломидзе, позабыв обо всем, тут же направились к стоящим отдельной группкой товарищам. Я был приятно удивлен, когда увидел всех живыми и здоровыми, даже Тараса, за которого опасался больше всех. Наш рукопашный боец держался за ребра, лицо его сильно побледнело и в едва пробивающихся через завесу смога лучах тусклого лондиниумского солнца казалось белым, как у покойника. Гладкий, конечно, по привычке пытался держать фасон, но это получалось у него очень уж натужно. Левая рука Корня была наспех перевязана бинтом прямо поверх черкески, но крови на нем видно не было, и сам запорожец говорил об этом как о досадной мелочи.

– Да не рана это вовсе, – отмахивался он, правда, здоровой рукой, – а так, пустяки.

– Ты Тараса из себя не строй, – мне трудно было выдерживать строгий тон, я был слишком рад тому, что никто из моей команды не погиб, – или мне тебе нотацию сейчас при всех прочесть о том, как из-за таких мелочей бойцам потом руки отнимают.

Тавричанин при этих моих словах прикрыл рот левой рукой, но я успел заметить, что тот растянулся от уха до уха в довольной улыбке. Корень, конечно же, тоже заметил ее.

Армас вышел из боя без единой царапины – стрелков всегда прикрывали надежно.

– Тяжелый боец-египтянин и легкие – у японцев и карфагенян – погибли, прикрывая нас, – сообщил мне. – Так что теперь на тебя, командир, хозяин карфагенян будет очень зол.

– Да пошел бы он к своему Баалу, – отмахнулся я. – Он уже собирается выставить счет Мэлори за потери в команде.

Терпеть не мог такого отношения к людям. Рабство – вещь отвратительная в самой своей сути. У нас ведь в России богатые помещики точно так же выставляют команды из своих крепостных, покупают и продают их, будто скот. Я никогда не дрался против таких команд – свободный игрок знает, ради чего рискует и проливает свою кровь. Крепостной же дерется за своего хозяина, за человека, который сидит на трибуне и подсчитывает барыши с кровавых денег. Или же наслаждается собственным самолюбием при виде побед его команды, хотя сам из себя при этом не представляет ровным счетом ничего. Отвратительнее же всего были истории о том, что выживших игроков из проигравших команд хозяева запарывали насмерть – ведь те не оправдали надежд. А наградой крепостным игрокам служили дешевые кабаки да девицы, такие же крепостные. Наверное, даже рабовладельцы вроде Магарбала лучше относились к своим командам, ведь те для них были вложением серьезных денег и должны были, в первую очередь, приносить прибыль, оправдывая инвестиции. А потому скотски обращаться с ними никак нельзя – быстро прогоришь, оставшись в одних долгах.

– Главное – у нас потерь нет, – хлопнул я по плечу Армаса. – И сегодня мы, наконец, покинем Британские острова.

– Давно пора, – кивнул Корень. – Загостились мы тут уже.

– Сегодня беру билеты на первый же пароход – и плывем через пролив.

Но прежде мы прошлись по всей больнице.

Я подошел к сэру Томасу поинтересоваться, когда можем покинуть оцепленный район, на что он ответил:

– Сначала мы должны убедиться, что в больнице не осталось выродков. Уайтчепел будут прочесывать уже солдаты Лондиниумского гарнизона, а вот с больницей надо покончить нам – я не имею желания допускать их сюда.