Большая игра - Борис Сапожников

Они шли нарочито медленно, показывая свою силу, заставляя нас сразу признать поражение и сдаться на милость победителю. Даже Беннет, и тот опустил свой двуручный меч. Бубновая дама сунула кинжал за пояс и надела на голову легкий шлем, быстрым движением застегнув ремешок под подбородком. Лучница поигрывала тетивами, будто струны на диковинной арфе перебирала. Стрелок с катушечным ружьем закинул его ребристый ствол на плечо. Рукопашный боец разминал пальцы правой руки, сжимая и разжимая кулак.

Не знаю, как это случается каждый раз, но бой начинается, когда команда противника переступает некую невидимую черту. Нас разделяет еще добрая сотня саженей, а битва уже идет. Битва характеров.

Мы чуть ли не в ногу шагнули навстречу врагу. Британцы мигом отбросили показушную ленцу, собрались, вскинули оружие. Мы прошли ровно пять шагов навстречу друг другу, а после наш бой начался уже по-настоящему.

Легкие бойцы сорвались с места, сразу перейдя на бег. В тусклом свете газовых фонарей, горящих через один, сверкнули клинки. Трижды выстрелила лучница британцев, прежде чем сорваться с места. Выстрелы слились в один – так быстро она натягивала и отпускала тетивы. Длинная стрела пробила бедро Армасу, тот рухнул на мостовую, но тут же разрядил свой карабин, даже не попытавшись подняться. Я не понял, в кого именно попали его пули, если вообще попали хоть в кого-нибудь. Вниманием все сильнее завладевал тяжелый боец, шагающий мне навстречу. Я не видел его лица за глухим забралом, однако был уверен – это капитан Беннет. Он поднял меч, перехватив его обеими руками. Я же, наоборот, закинул секач себе на плечи и шагал с нарочитой ленцой. Никак иначе мне было не скрыть усиливающуюся дрожь в руках – последствия принятия чертова экстракта, что вколол сэр Галахад. Теперь, как бы крепко я ни сжимал пальцы на рукояти, тремор не ослабевал.

Краем глаза заметил Корня, ринувшегося в атаку на британскую лучницу. Та выпускала в него стрелу за стрелой, но он либо ловко изворачивался, либо отбивал их стремительными ударами сабли и кинжала. Ломидзе уже плясал затейливый танец с легким бойцом врага, не подпуская его к лежащему на мостовой Армасу, одновременно не давая прицелиться британскому стрелку, постоянно находясь у него на линии огня, но ускользая буквально в последнюю секунду перед выстрелом.

Мы же с Беннетом, не торопясь, шагали друг на друга. Я ждал момента, когда он ринется на меня, провоцировал его на атаку. Намеренно уступал инициативу – ведь не шахматы, где белые начинают и выигрывают. Если ты заведомо уступаешь врагу и знаешь это, часто лучше подождать, отдать ему инициативу, а самому ждать удобного момента для контратаки. Но Беннет не был профаном и действовать наобум не спешил. Вот только очень скоро мы приблизимся к тому моменту, когда выжидать станет невозможно. Либо оба остановимся в нескольких вершках друг от друга, либо у одного нервы не выдержат раньше, и он атакует. Пока же мы шагали навстречу, приближаясь к той черте, за которой выбора уже не остается.

Рукопашники сцепились друг с другом, обмениваясь ударами, круша ребра, стараясь блокировать стальную руку противника своей и ни в коем случае не разрывать дистанцию. Корень добрался-таки до британской лучницы. Пара взмахов его клинками – и на грязную мостовую пролилась первая в нашей схватке вражья кровь. Лучница повалилась ничком. Но почти одновременно с этим Тарас пропустил сокрушительный удар в лицо – классический хук, ломающий кости черепа и выбивающий зубы. Кастет довершил дело, превратив лицо тавричанина в кровавую маску. Он отшатнулся, позволяя врагу врезать теперь уже стальной конечностью. Больше я в ту сторону старался даже мельком не глядеть. Заметил только, как туда рванул Корень, перепрыгнув через тело лучницы.

Я сорвался с места – нервы не выдержали. Прыгнул на врага, высоко вскидывая секач для мощного первого удара. Он легко отбил его и тут же контратаковал. Я подставил секач под удар меча, блокируя в самом основании клинка, не давая тому набрать силу. Навалился всем весом. С полсекунды постояли, упершись друг в друга, однако передавить никому не удалось, и мы почти одновременно отпрыгнули, разрывая дистанцию. Беннет опередил меня, атаковав первым. Я отбил удар секачом, но ответить не успел. Очень устал, у меня слишком сильно дрожали руки. Беннет рубанул меня снова – я отскочил на полшага. Тогда он быстро сократил дистанцию. Я не стал отступать снова. Сам рванул на него, входя в клинч, наваливаясь всем весом. Типичный прием усталых игроков, но что поделать – выбора у меня не было.

Движения левой руки британца я не заметил, но отреагировать все же успел. Почуял неладное тем самым шестым чувством, что развивается у каждого игрока, обостряясь во время схваток. Я вышел из клинча за мгновение до того, как Беннет ударил меня зажатым в пальцах левой руки коротким ножом. Тот лишь проскрежетал по стальной пластине, которой был укреплен нагрудник. Беннет не ожидал такого поворота событий, он сильно «клюнул» вперед, подавшись всем корпусом, на миг потеряв равновесие. И этой секунды, даже мельчайшей доли ее, мне оказалось достаточно. Я уже не успевал перехватить секач обеими руками, но в этом не было нужды. Рванул навстречу врагу, но уже не для того, чтобы войти в клинч. Широкий клинок моего секача устремился точнехонько к шее Беннета – и ни увернуться, ни подставить свой меч тот уже не успевал. В этот момент я отчетливо видел глаза моего врага. Они были широко распахнуты – опытный боец Беннет понял, что уже почти мертв. Мы глядели друг другу в глаза в последние секунды его жизни. Ровно до того мига, когда мой клинок отсек ему голову. Я едва удержал набравшее приличную инерцию оружие одной рукой. Голова Беннета скатилась с плеч – в лицо мне щедро плеснуло кровью. Я ощутил ее соленый привкус на губах.

С трудом нашел в себе силы, чтобы подняться на ноги. Замер, навалившись на секач. Если сейчас появится враг, он может брать меня голыми руками – сил для сопротивления не осталось ни малейших. Однако стоило только окинуть взглядом округу, как я понял – схватка закончилась.

Корень с Ломидзе наскоро перевязывали Армасу простреленную ногу. Тарас неподвижно лежал на грязной мостовой – вражеский кулачный боец добил его, раскроив череп стальной рукой. Вокруг того, что было головой тавричанина, растекалась лужа крови.

Ни один из британцев не остался в живых. Один болт из арбалета Ломидзе торчал изо лба стрелка – он вонзился на полвершка ниже кромки шлема. Второй – из нарисованного на кирасе бубновой дамы сердца. Он вошел глубоко – только оперение торчало, а значит, можно быть уверенным, что она мертва. Горло кулачного бойца было располосовано кривым кинжалом Корня, а красный мундир на правом боку пропитался кровью.

Я кое-как доковылял до Тараса. Тот был уже мертв – с такими ранами не живут. Опустился рядом с ним на колени, чтобы хоть глаза закрыть. Однако и этого сделать не удалось – найти их в том месиве, в которое превратили лицо Тараса удары врага, не представлялось возможным.

Прости меня, Тарас Гладкий, тавричанин, не сумел я уберечь тебя. Не сумел.

Не без помощи Корня снял с руки стальную конструкцию – она вернется в школу Зангиева в Москове.

Закинув на плечи секач, я медленно заковылял дальше по Хай-стрит к выходу из проклятого Уайтчепела. Корень и Ломидзе, помогая сильно хромавшему Армасу, шли рядом.