Мертвая земля - К. Дж. Сэнсом

Майкл Воувелл приказал Николасу ночевать в нашей хижине, так что в этот вечер наша троица – Николас, я и Барак – наконец воссоединилась. Я рассказал Джеку о том, что произошло между Изабеллой и Чаури.

– Значит, управляющий все-таки не вытерпел, – усмехнулся он, выслушав меня.

– Да, он долго держал свои чувства в узде, но в конце концов выдержка ему изменила, – кивнул я. – Вот уж не думал, что Дэниел Чаури способен на насилие. Похоже, он совсем не тот человек, за которого мы его принимали.

– Хорошо, что Изабелла способна за себя постоять, – заметил Николас. – Если бы она не пустила в ход ногти, он бы наверняка сделал то, что хотел. Но с такой сильной женщиной, как миссис Болейн, не так просто совладать. Мало кто на ее месте решился бы разделить с мужем тюремное заключение! – добавил он с откровенным восхищением.

– А я думал, тебе нравятся тихие и благовоспитанные девицы, такие как Беатрис Кензи.

Тон Барака был насмешлив, однако в глазах его мелькнула грусть, и я догадался, что он думает о Тамазин; на письмо, которое он отправил жене, до сих пор не было ответа.

– После этого случая нельзя не заподозрить Чаури в попытке отравить Болейна, – заявил я. – Вполне вероятно, что убийство Эдит – тоже его рук дело. Он влюблен в Изабеллу уже несколько лет. Мне кажется, до недавних пор она не сознавала, насколько сильна его страсть. Сегодня он готов был на нее наброситься – и сделал бы это, не вмешайся Майкл Воувелл. Честно скажу, меня удивило, что Изабелла предоставила ему полную свободу и возможность скрыться.

– Ей просто хотелось побыстрее прогнать Дэниела с глаз долой, – предположил Николас.

– Большинство мужчин, получив от ворот поворот, оставляют свои домогательства и предпочитают расстаться с женщиной, которая оказалась недоступной, – пробормотал Барак. – А этот Чаури вел себя по меньшей мере странно.

– Если мне не изменяет память, у него нет никакого алиби на тот вечер, когда была убита Эдит, – припомнил я.

– А если мне не изменяет память, то, оказавшись на месте убийства, он вдруг резко побледнел, – вставил Николас.

– Итак: виновен, – изрек Барак.

– Но если Эдит и впрямь лишил жизни Чаури, значит он украл ключ от конюшни и совершил два других убийства – слесаря и его ученика, – заметил я. – Бог свидетель, этого человека следовало взять под стражу. И почему только Изабелла отпустила его с миром? Впрочем, Воувелл вряд ли согласился бы взять его с собой в лагерь. Дело Болейна совершенно не интересует повстанцев.

– Да, у них есть заботы поважнее, – кивнул Барак.

– Как вы думаете, Чаури и правда намерен вернуться в Бриквелл? – спросил Николас.

– Сомневаюсь, – ответил я. – Пока Изабелла не хочет рассказывать Джону Болейну о случившемся, но настанет время, когда он узнает обо всем. Чаури прекрасно понимает, что ему больше не служить в Бриквелле управляющим. Скорее всего, он скроется в неизвестном направлении, и найти его нам будет весьма затруднительно.

Некоторое время мы молчали, глядя на огни костров и ламп, сияющие в темноте. Издалека доносилась песня:

На следующее утро за завтраком тетушка Эверник сообщила, что в Ярмут уже направлен первый отряд, который насчитывает около сотни человек. Его члены попробуют убедить городские власти добровольно перейти на нашу сторону. В противном случае за этим отрядом последуют другие, и город будет захвачен силой. Как обычно, под Дубом реформации и в других концах лагеря состоялись утренние богослужения. Я подумывал о том, чтобы причаститься вновь, но отказался от этого намерения, ибо чувствовал себя совершенно разбитым после скверно проведенной ночи: теперь, когда мы спали в хижине втроем, там вновь стало душно и тесно. К тому же из головы у меня не выходили мысли о Чаури, который, по всей вероятности, пустился в бега.

Заглянув в хижину Джозефины, я застал их с Мышкой в одиночестве: Эдвард находился в Норидже. Настроение у Джозефины вновь было подавленным и тревожным. Я попытался ее успокоить, немного поиграл с малышкой и отправился навестить Нетти и Саймона. Нетти сообщил, что рука болит значительно меньше; осмотрев ее, я убедился, что краснота и отек немного спали. Саймон, так и не пришедший в себя после смерти Гектора Джонсона, сидел в углу, сжавшись в комочек и устремив взгляд в пространство, и что-то напевал себе под нос. Оба парня были явно не в настроении разговаривать, и я не стал у них задерживаться.

Когда я вернулся к себе, мы с Николасом принялись обсуждать грядущий процесс.

– Увы, я ничем не смогу тебе помочь, – сказал я со вздохом. – Я – заинтересованное лицо, а это значит, что мое свидетельство не принимается судом в расчет.

– Знаете, в тюрьме у меня было время все хорошенько обдумать, – заметил Овертон, сверкнув своими зелеными глазами. – Я выработал тактику поведения на суде.

– Прости, я забыл, что имею дело с опытным законником, – улыбнулся я. – Но имей в виду, этот процесс будет совсем не похож на те, в которых ты принимал участие до сих пор. Тебя будут судить не присяжные, а сами повстанцы, а они, как ты знаешь, не жалуют джентльменов.

– И все же я надеюсь на победу, – заявил Николас и перевел взгляд на Барака.

– Молодец! – Тот улыбнулся и одобрительно кивнул. – Кстати, я тут кое-что выведал относительно так называемых свидетелей. – Барак подмигнул.

– Отлично…

Внезапно в глазах у меня потемнело, я застонал и пошатнулся, так что Николасу пришлось меня подхватить.

– Что с вами? – испуганно спросил он.

– Ничего особенного. Просто я держу в уме так много всяких соображений, что моя бедная голова идет от них кругом. К тому же тут душно…

– Да вдобавок еще и воняет!

– Духота здесь ни при чем, – заявил Джек. – Просто мастер Шардлейк вновь пытается взвалить себе на плечи все тревоги этого мира. Болеет душой обо всех: о тебе, о Джоне и Изабелле, о Саймоне и Нетти, о Джозефине и Эдварде.

– Может, ты и прав, – едва слышно прошептал я. – Но сильнее всего меня терзают мысли о том, чем завершится восстание. Тут уж ничего не поделаешь: думы роятся у меня в голове, как мухи, и прогнать их прочь я не в состоянии. И что-то важное все время ускользает – тень некой догадки, осенившей меня во время кукольного представления, и слова Майкла Воувелла, чем-то меня поразившие. – Я ударил себя кулаком по лбу. – Никак не могу вспомнить, чем именно.

– Правильно, – усмехнулся Барак. – Накажите свою бедную голову.

Когда мы пришли к Дубу реформации, там уже собралась толпа в несколько сот человек. Разговоры в основном вертелись вокруг отряда, отправленного в Ярмут. В тот день в суде председательствовал сам Роберт Кетт. Он поднялся на помост и, прежде чем занять свое место за столом, окинул взглядом толпу, словно бы пытаясь оценить ее настроение. Как и всегда, он излучал силу и властность, и повстанцы приветствовали его радостными возгласами. Дело Николаса должно было слушаться первым; он стоял у помоста рядом со мной и Бараком. Накануне мы выработали линию поведения, которой ему следовало придерживаться. Я не сомневался, что если суд будет справедливым, то наша тактика сработает. Тоби Локвуд стоял напротив, скрестив руки на груди; лицо его, обрамленное густой черной бородой, было исполнено решимости. Взгляд, который он бросил на нас, полыхал ненавистью и презрением, и я вновь подивился тому, что этот человек работал с нами в течение нескольких недель.