Блуждающий в темноте - Джозеф Нокс

— Кроме твоего начальника.

— Он сейчас не очень симпатично выглядит, — сказал я. — И вообще — в медикаментозной коме. В общем, мое лицо — первое, что он увидит, когда проснется. Если проснется.

Янковски кивнула, похоже наконец поверив, что мы не пытаемся отмазать Сатти.

— На этом все, надеюсь?

— Пока да, — сказала Наоми.

— Если что-нибудь вспомнишь, позвони. — Я протянул Янковски свою визитку, и она перекатила ее по пальцам, как крупье карту. — У нас нет других целей, кроме как установить истину. — Мне хотелось закончить непростой разговор на положительной ноте.

Врагов, натренированных убивать, и так было достаточно.

Янковски обошла машину и вернулась на заброшенную фабрику. Стоящие в дверях спецназовцы расступились, пропуская ее, потом снова сомкнули ряды, не отрывая взгляда от нас.

Ей не доверяли, но нас презирали.

Я насчитал пять винтовок, как бы невзначай направленных дулами на нас.

Наоми повернулась ко мне:

— Спасибо, что изволил проснуться к концу…

— Ты полностью владела ситуацией. Я думал, ты знаешь, что делаешь.

— Только не ожидала, что напарник будет молчать. Думаешь, она врет?

— Почему нет? Все врут.

В машине Наоми сменила тему:

— Обратил внимание, как они переглядывались, когда мы вышли на улицу? — (Надо же, а я так надеялся, что она не заметила.) — Не доверяют они ей, что ли?

— Это может означать все, что угодно. Нелегко работать, если на тебе лежит тень подозрения.

Судя по взгляду Наоми, она решила, что я говорю о себе. Можно было только представить, какого размера эта тень в моем случае.

— Думаешь, ей могут сильно осложнить жизнь?

— Меня больше беспокоит не ее жизнь. Вряд ли это расследование поможет нам с тобой обзавестись новыми друзьями.

Наоми завела мотор. Я вырубил сканер и включил радио, пытаясь заполнить гнетущую тишину. Мне не нравилось то, какими темпами развиваются события, и то, что некоторые на глазах меняют личину, а я и шагу ступить не могу, чтобы не возбудить подозрений у Наоми.

Она была слишком умна, чтобы скормить ей ложь, а ее отношения с суперинтендантом Паррсом — какими бы они ни были — делали ее неуязвимой для моих манипуляций.

Может, если я останусь пассивным пассажиром в этом расследовании, она попросит о переводе? Но чего я хочу на самом деле? Мне не давали покоя многочисленные вопросы. Как можно было подобраться к вооруженному охраннику настолько близко, чтобы полоснуть его ножом по горлу? И кому понадобилось убивать человека, которому и так оставалось жить считаные дни?

Единственное, в чем я уверился после неожиданной поездки, — нельзя и дальше плыть по течению, иначе Наоми так и будет заставать врасплох и подозреваемых, и меня самого.

На телефоне высветился еще один пропущенный звонок с неопределяемого номера.

Кто-то пытался связаться со мной.

Дело шло к вечеру, но Фрэнк Мур ни разу не отвел взгляда во время разговора, и мне все время приходилось смотреть на него снизу вверх. Любопытно, что Кевин Блейк — представитель старой гвардии — общался с женщиной-полицейским непринужденно, а гораздо более молодому Муру это общение почему-то давалось с трудом. Он внимательно выслушивал вопросы Наоми, но ответы адресовал мне. Может, даже не столько из-за того, что Наоми — женщина, а из-за своего военного прошлого и того, что я старше. Такие люди, как он, обычно просят позвать начальство.

Если бы он только знал.

Оставив констебля Блэк просматривать записи с камер видеонаблюдения предположительно на несколько часов, я собирался уехать без нее. Но она уже ждала меня в машине. Я сделал вид, что ничего неожиданного не произошло, и молча сел на свое место. Домой к Фрэнку Муру мы ехали в уже привычной тишине, прерываемой хрипами и потрескиваниями сканера вместо музыки. Мур жил в образцово-симметричном новом доме из красного кирпича в Хитон-Мерси[8].

— Мы обычно снимаем обувь… — замялся он на входе и провел нас внутрь мимо семейных фотографий, соответствовавших общему порядку в доме.

Их можно было бы принять за магазинные стоковые фото в рамках, если бы не до боли симметричная улыбка Фрэнка на каждой. На фотографиях был запечатлен он, его вторая жена и трое детей в различных сочетаниях. Выражения лиц у всех были такие же неестественные, как в телевизионной рекламе ипотечных кредитов.

Фрэнк провел нас в столь же аккуратную гостиную, и я не решился сесть, потому что диваны были накрыты виниловой пленкой. Наоми очутилась перед такой же дилеммой. Мы остались неловко стоять рядом с декоративным камином. Встроенный в стену книжный шкаф был заполнен книгами. В основном мотивационной литературой. Я вдруг осознал, что за всю жизнь не прочел ни одной книги в стиле «Помоги себе сам». Может, от этого все проблемы?

Остальное пространство в книжных шкафах заполняли еще фотографии детей в рамочках, групповые, семейные портреты. Можно понять, учитывая то, что случилось со старшими детьми.

— Мистер Мур, — начала Наоми, — мы бы хотели задать вам несколько вопросов о Мартине Вике.

— Задавайте, — согласился Мур, глядя при этом на меня. — Хотя я его не знал.

— Никто его по-настоящему не знал, — заметил я. — Самым значимым событием в его жизни было случившееся по адресу: Брайарс-Грин, одиннадцать, а про «до» и «после» известно очень мало.

Мур помрачнел:

— В моей жизни это событие тоже стало значимым.

— Разумеется. — Наоми вновь перехватила инициативу. — Вы когда-нибудь видели Мартина Вика или разговаривали с ним?

Мур покачал головой:

— Видел в суде, но он тогда мало что сказал.

Если бы Мартин Вик и Фрэнк Мур тогда соревновались, кто кого переглядит, то стояли бы там до сих пор.

— Но вы никогда не сомневались, что арестован виновный человек? — спросила Наоми.

Мур непонимающе наморщил лоб:

— А с чего мне сомневаться?

— Он так и не рассказал всего о событиях той ночи.

— А с чего ему рассказывать? — Мур снова посмотрел на меня, будто я быстрее его пойму. — Зачем топить себя еще глубже…

— Резонно, — согласилась Наоми, стараясь удержать внимание Мура. — Что вы почувствовали, когда узнали о его смерти?

Мур слегка кивнул и указательным пальцем коснулся седой пряди в волосах. Хотя, наверное, предпочел бы ткнуть Наоми в глаз. Потом снова улыбнулся:

— Я не особо задумывался.