Сердце из пшеницы и ромашек - Елена Котенко

—Отлично. Мы смотрели на моего внучатого племянника — его крестили на прошлой неделе. Очарователен, такие пышущие здоровьем щёчки и пяточки,— улыбнулся отец Виктора, присаживаясь во главу стола.— А вы чем тут занимались?

Лика открыла рот, чтобы сказать «ела», но потом подумала, что, возможно, Виктору не разрешают выносить еду с кухни, а он отнес ей жирный плов наверх. Но что еще ответить, ведь в комнате у Васнецова нет ничего, а Владимир именно там ее и нашел?

—Я только пришла. Пробовала плов.

—Ух ты, понравился?

—Да, очень вкусный.

—А как по мне, жирноват,— поддел ее Владимир.

—Вот и готовь сам,— буркнул Виктор.

—Да с удовольствием, а ты, давай, на тракторе в поле, а?

—Он бы за учебниками в школе хотя бы, а не вот это вот,— подала голос Василиса Михайловна.

Виктор сжал челюсти, но промолчал.

—Он и так очень старается,— попыталась возразить Лика.— Скоро закроет все пропуски.

—В журнале — да, а в голове пропуски не так просто закрываются.

—Пропуски показывают, что материал не изучен, а не не выучен. По их количеству нельзя судить о способностях.

—Ишь ты,— присвистнул Вован.

—А по чему можно?— поинтересовался отец Лики.

Котикова немного растерялась.

—Ну… ценность человека вообще неизмерима… но, например, по увлечениям, по поступкам, по мотивам, по целям.

Василиса Михайловна поставила на стол разом пять кружек с чаем, не пролив ни капли.

—И какие же цели у нашего Виктора?

—Это надо у него в первую очередь спрашивать.

—Он с нами не разговаривает,— ответила женщина.— Зачем это нужно? Проще побежать на улицу на жизнь пожаловаться.

Лика догадалась, что «на улицу» — значит к ней.

—Где слушают, там и рассказывают,— вставил Виктор.

—И где это тебя не слушают? О гостях ты нам ничего не рассказал.

—Я приехала час назад из города, сама не подозревала, что здесь окажусь.

—Конечно.

Лика решила заткнуться и пить чай. Виктор к своей чашке даже не притронулся, Владимир — тщательно размешивал четыре ложки сахара, а отец Виктора, казалось, никуда не торопился и довольно пил джус оранжайс под солнцем.

—У тебя большая семья?— спросил глава семейства.

—У меня только папа и младшая сестра Аня, ей пять. Мы жили в Москве, вот недавно сюда переехали в дом моей прабабушки.

—А мать твоя где?— спросила Анна Михайловна.

—Нету.

—И что же вас отпочковали?

—Можете думать так.

—Неужели так сложно ответить, мы что, вражеская разведка?

—Умерла.

—Давно?

—Какая тебе разница? Что ты пристала к человеку?— взбрыкнул Виктор.

—Цыц! Мне просто любопытно. А что же отец? Кем он работает?

—У него свой бизнес. Машинами занимается.

—Автомеханик?

—Владелец сети салонов.

—Что ж вы тогда прабабкину рухлядь не снесете и новую не построите?

—Для этого нужны время и руки.

—А на что ж вы, молодежь, тратите время тогда?

—На отдых, на учебу, на прогулки, на хобби,— Лика растерялась.

—Конечно, шляетесь по углам, а потом вас с ментами ищут по всему округу.

—Ну, со мной такого не случалось,— посмеялась она.

—А с ним случалось. Ишь, преступные наклонности заиграли!

Котикова покосилась на Виктора.

—Мы с Сашкой стырили ментовский велосипед и ездили по трассе с мигалками,— ровным голосом ответил он.

У Лики чуть чай носом не пошел.

—Поймали?

—Конечно. Но это была легендарная гонка на велосипедах.

Лика затряслась от беззвучного смеха. Владимир утопил улыбку в чае.

—А уехал-то далеко?

—Почти до Краснодара.

Котикова в голове подсчитала сколько это и бросила на Виктора обеспокоенный взгляд — почти 170км на велосипеде. Может, Васнецов просто хотел сбежать?

—После этого его полгода контузили, вот и пропустил почти год обучения. А теперь все лето нервы трепет.

—Какая разница, какая у меня успеваемость, если мне всю жизнь коров лечить?— вскипел Виктор.

—Большая. Коров можно лечить плохо,— обиделся его отец.

—Но можно хорошо заниматься чем-то другим,— тихо вставила Лика.

—А тебе только этого и надо!— крикнула Василиса Михайловна.

Лика едва не разлила на себя чай, а Виктор подскочил на ноги, готовый защищать ее. Котикова вжала голову в плечи.

—Его уже как два месяца дома нет! А ты, змея подколодная, в Москве собралась утопить его, чтобы совсем след пропал! А о нас ты подумала, семнадцать лет кормили-растили — и с концами в воду?

—Да с чего вы так решили? Москва — это не глушь, хоть каждый день ему звоните там.

—Один уже ушел, второго не пущу! Ишь ты — звоните! А хозяйство на ком будет? А деле семейное кто продолжит? Эти двое?

—Кто начал — тот и продолжит. Много оно вам дало, хозяйство это, чтобы его продолжать?

—Хватит. Пошли,— Виктор больно дёрнул ее за руку.

—Сиди! Уйдешь — не сын ты мне.

Возмущение зазвенело в воздухе. Лика услышала треск и почувствовала, как их с Виктором руки окатила волна боли. Осколки материнской обиды полоснули ей по щеке и истерзали плечо. Котикова вскрикнула и сжалась, точно котенок в мороз — пряча лапки под себя.

Вокруг задвигалась мебель, смешались голоса. Крепкие руки Виктора вытащили ее с дивана и уже через минуту лицо уколол свежий вечерний воздух. От шока Лике было не так уж и больно — больше страшно. Васнецов усадил ее на какую-то лавочку.

—Лика… Лика!— крупные пальцы осторожно убрали волосы с ее лица.

Котикова всхлипнула. Она неловко коснулась щеки и в лунном свете увидела багровый блеск, окутывающий пальцы. Руки затряслись. Виктор вспомнил, что она боялась крови.

—Не смотри,— прошептал он, снова потащив ее куда-то.— Ничего страшного. Простой порез. Как ножиком.

У Лики закружилась голова, а откуда-то внутри поднялась тошнота. Она попыталась отвлечься, забыть, что по ней течет кровь, но мокрые дорожки на лице владели ее вниманием. Котикова прижалась к Виктору здоровой щекой и замерла, стараясь отдышаться.

—Пожалуйста, надо обработать, пойдем…

—Минутку, одну минутку,— попросила она.

Виктор часто и надрывно дышал. Руки его беспокойно скользили по ее спине и волосам.