Верум - Кортни Коул

Розы, траурные лилии и гвоздики.

Мое сердце бешено колотится, но я делаю все так, как он велел мне. Когда я отхожу на тротуар и выхожу из тени к свету яркого дневного солнца, я оборачиваюсь назад, но его уже нет. Впрочем, как и цветов.

Я нахожу ближайший магазин, покупаю необходимые мне гигиенические принадлежности и возвращаюсь в машину спустя ровно час после того, как покинула ее. Внутри я жду Дэра, проходит минута за минутой, а у себя в голове я вынашиваю план, что скажу ему, когда он вернется.

Но мне так и не удается найти никакого решения.

Потому что меня прерывает Джонс, поворачиваясь лицом ко мне:

– Очевидно, мистер Дюбрэй задерживается. Я заеду за ним позже.

Я просто киваю, не сказав ни слова, и позволяю Джонсу отвезти меня обратно в Уитли.

Сама того не замечая, я постоянно выглядываю в ожидании лимузина, на котором Дэр вернется домой, но все тщетно. Не представляю себе, как он оказывается в поместье.

Но я точно знаю, что он вернулся. Потому что посреди ночи я просыпаюсь от неизвестного шума. Около минуты я просто лежу, пытаясь отойти ото сна и в достаточной мере очистить сознание, и в конце концов понимаю, что это звуки игры на пианино, разносящиеся по коридорам Уитли.

Я беру в охапку свой халат и следую на звук пугающей мелодии. В конечном итоге я обнаруживаю себя посреди салона.

Тихо притаившись в массивном дверном проеме, я смотрю, как Дэр с виртуозностью профессионала играет на пианино. Его длинные пальцы грациозно скользят по клавиатуре, а взгляд устремлен в окно. Аккорды звучат пугающе, низкие ноты нагнетают атмосферу, а затем вдруг тональность становится выше, мелодия льется нежно и плавно. Его игра наполнена этими крайностями и полутонами.

Он пока не знает, что я здесь, и мне хочется, чтобы так оставалось как можно дольше, потому что прямо сейчас, когда он думает, что его никто не видит, Дэр Дюбрэй кажется настолько трогательным и чувствительным, что у меня разрывается сердце.

Он выглядит открытым и непринужденным, задумчивым и настоящим.

Это единственный случай, когда я видела на его лице настолько живые эмоции.

Это завораживает меня, в частности, потому, что сейчас в нем нет его фирменной напускной надменности.

На какую-то долю секунды я совсем забываю то, каким грубым он был еще сегодня. Все, что занимает меня, это то, насколько другим он выглядит прямо сейчас.

Это тот самый человек, в которого я влюбилась давным-давно, без которого я не представляю своей жизни.

Я настолько утопаю в потоке своих мыслей, что даже не замечаю, что Дэр уже перестал играть. Когда я обнаруживаю это, он пристально смотрит на меня, и к нему возвращается прежнее твердое выражение лица.

– Тебе что-то нужно или ты просто решила прогуляться в три часа ночи? – спрашивает он, его голос низкий и спокойный.

Я встряхиваю головой:

– Ничего. Я просто шла на кухню.

– Тогда тебе следует вернуться. Кухня в другой стороне, – говорит он мне, а его интонация абсолютно спокойная.

Это была пощечина.

– Дэр, что за секрет ты скрываешь от меня?

Потому что мне нужно знать.

Он смотрит вниз на клавиши, на свои пальцы, которые только что так мастерски на них играли.

– Я не могу рассказать это тебе.

Я киваю, потому что на большее было глупо рассчитывать.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти, но внезапно останавливаюсь.

– Ты очень красиво играешь.

Он ничего не отвечает, и я ухожу.

Лунный свет разливается вдоль коридора, освещая тяжеловесную мебель и дорогие ковры. Это позволяет мне успокоиться после того, как я оставляю Дэра за пианино одного и продолжаю свою ночную прогулку.

Я должна узнать, что именно так тщательно скрывают от меня.

Я чувствую, что эта тайна известна всем, кроме меня.

Дэру.

Сабине.

Моему отцу.

И даже Элеаноре.

Если бы я захотела спрятать что-то здесь, куда бы я это положила?

Ответ приходит ко мне немедленно.

Кабинет Элеаноры.

Как ни странно, он не заперт, и я с легкостью проскальзываю внутрь, мягко ступая по толстым коврам, пока наконец не оказываюсь в ее огромном кресле. Отсюда мне кажется, что я за штурвалом корабля, и я аккуратно открываю ящик рядом с моей левой ногой. Папки с документами выстроены в ряд, словно замерли в ожидании, пока я обнаружу их. Я пробегаю пальцами по их корешкам, затевая охоту.

Моя рука останавливается на Д.

Дэр Дюбрэй.

Я немного сомневаюсь, прежде чем достать и открыть эту папку, но, когда я все же совершаю это, никакие угрызения совести не настигают меня. Он знает обо мне все. Я имею полное право знать о нем ровно столько же.

Адэр Филипп Дюбрэй.

Рост: 188 см. Волосы: темно-русые. Глаза: темно-карие.

Мать: Оливия (умерла).

Отец: Филипп (умер).

Отчим: Ричард II (умер).

Он совсем одинок. Это очевидное открытие ударяет меня под дых, потому что я прекрасно знаю, каково это. Откровенно говоря, документ о нем совсем короткий, а несколько абзацев просто вычеркнуты: целых два крупных абзаца перекрыты жирной черной линией, протянутой через них. Я не могу прочитать ни единого слова.

Что в его биографии может быть такого страшного, что это вычеркнуто из всех документов?

Я в замешательстве и нетерпении, но спустя несколько секунд мои глаза сужаются, когда я дохожу до части, где обговаривается его доля в наследстве семьи Саваж.

Когда умер Ричард I, он завещал небольшую часть поместья Калле Прайс (мне!) и Финну Прайсу, но документ также не обходит стороной и права Дэра. Он унаследует больше только в том случае, если Финн или я будем признаны недееспособными, либо в случае смерти одного из нас.

Очевидно, Элеанора никаких прав на наследство не имеет.

Это потрясает меня до глубины души, в то время как я сижу в ее кресле и представляю себе ее воинственный и властный образ. Значит, она ничего не получила?

А я получила… все. Я и Финн.

И после смерти Финна его часть ушла мне, а не Дэру.

Но почему?

Я не знаю, как велика эта часть, которую должен был унаследовать Финн, но, судя по поместью Уитли, лимузину и фамильному бизнесу Саваж Инкорпорейтед, я полагаю, это должна была быть весьма значительная доля.

И теперь я должна унаследовать это состояние.