Игры небожителей - Галина Владимировна Романова

— Почему нет? — возмутилась Варя.

Пожилые люди молчали.

— Потому что это чужая тайна, — он шумно сглотнул. На Варю он смотрел умоляюще. — Это чужая тайна, малыш. Сашки не стало. Из-за этого, думаю, не стало. Сразу после того, как он осмелился брякнуть нечто неосторожное своим пьяным языком. И ты хочешь?..

— Да, хочу! — прикрикнула Варя.

В голове у нее бурлили шальные мысли о шальном заработке. А почему нет, черт побери?! Она продает оставшийся у нее фотоаппарат с записью Пашкиного похищения Ильину. За хорошие бабки продает. А заодно и принимается его шантажировать. Осторожно. С трезвой головы, не с пьяной.

Только бы узнать, что за тайну держит при себе Пашка. Только бы разговорить его.

— Так, молодежь, а ну остепенитесь, — слегка повысил голос участковый.

Глянул на часы, потрогал себя за толстый гладко выбритый подбородок. Подошел к окну и принялся что-то за ним выглядывать.

— Что там, Василий Иванович? — неожиданно переполошилась Нина Николаевна. — Вы все тоже это слышали?

— Что слышали? — побелел Паша.

— Что? — Варе все еще не было страшно с такой группой поддержки.

— Подъехали сразу две машины, — произнес участковый тихо. — Остановились возле соседнего двора. А там никто не живет. Думаю, это по вашу душу, ребятки. А ну-ка, давайте к задней двери. И огородом в мой дом. А я тут останусь с Ниночкой.

— С Ниночкой! — фыркнула Варя весело. — Ма! Что я пропустила?

— Я сказал, тихо и быстро! — зашипел на нее участковый. — У меня задняя дверь открыта. Войдете, заприте. Запоры надежные. На окнах решетки. Сидите тихо. Свет не включайте. Фонарей и мобильных тоже.

— А как… — Варя пятилась следом за Пашей к коридору. — Как мы узнаем?..

— Ты еще здесь?! — свел брови участковый Василий Иванович. — Брысь отсюда!

Ребята исчезли. Едва слышно хлопнула задняя дверь. Стало тихо. Василий Иванович достал свой телефон. Потыкал пухлым пальцем в экран.

— У меня тут, Ниночка, приложение установлено. Племянник на юбилей подарил. Умный дом называется. Все знаю, что дома делается. Когда какие двери открываются, когда закрываются. Когда кран потечет. Где свет забыл выключить. Хорошая штука. Все пишет, — он помолчал минуты три, потом удовлетворенно произнес: — Все, на месте оболтусы. Приложение пишет, что задняя дверь открылась и закрылась на замок. Успокойся, милая. У меня им ничто не угрожает.

Он ткнул пальцем в приложение, свернул. Убрал телефон в карман. И почти тут же во входную дверь грубо постучали.

— Ногами молотят, сволочи, — пробормотал он и снова достал телефон. — Отправлю-ка я сообщение в нашу дежурку. Так, на всякий случай. А ты пойди, дверь-то открой.

Сообщение ушло в тот момент, когда дверь была открыта, и в коридоре затопало сразу несколько пар ног. Участковый насчитал четверых человек. Кроме Ниночки, разумеется. Та ходила почти неслышно, как нимфа!

— И где они? — спросил здоровенный малый, вошедший первым.

— Тут мы.

Василий Иванович мило улыбался, хлопоча у раковины, куда стремительно сгрузил посуду со стола и энергично мыл, разбрызгивая пену в разные стороны.

— Кого потеряли, ребятишки?

— Слышишь, дед, ты не умничай, ага?

Из-за плеча здоровенного вынырнул противный худой мужик со щербатым ртом, которого участковый тут же для себя окрестил Шкетом. И счел, что он более опасен, нежели здоровяк.

— Так что хотели-то, ребятки?

Все четверо вошли. Он не ошибся, посчитав их по шагам. Ниночка замерла где-то сзади. Перепугалась, бедная.

— Где эта сладкая парочка? — спросил щербатый.

— Умчались, как машину вашу увидали, — не соврал Василий Иванович. — У них тачка на соседней улице стояла. На ней и умчались. А что хоть натворили-то?

Щербатый сделал знак одному из парней. Тот заметался по комнатам. Второй пошел по двору, подсвечивая фонариком. Вернулись в кухню одновременно.

— По ходу не врет старик, — сказал тот, что пришел с улицы. — След на траве до задней калитки.

— А куда путь они держат теперь, а, дед? Как думаешь?

Василий Иванович вытирал тарелки. Пожал плечами, мотнул отрицательно головой.

— Доложат они, как же!

— В общем, свяжутся с вами, передайте, что деньги им уплачены. Заднюю включать им никто не позволит. И если надумают Ильину слить что-то или на телик болтануть, им хана.

Все снова пошло не так. Да что же это за день-то сегодня такой?! Глеб пнул подвернувшийся под ноги пластиковый табурет. Тот отлетел метра на три и с жалобным хрустом ударился о ствол чахлого дерева, которое садовник готовил к выкорчевке.

С утра взбунтовалась Лена.

— Я не стану сидеть с тобой рядышком в этом ужасном месте и изображать интерес, — заявила она сонно и перевернулась на другой бок.

— Лена, консерватория, по-твоему, ужасное место? — Он коротко рассмеялся и легонько шлепнул ее по заду. — Ну, извини, мой электорат ни за что не поймет, если покажут ролик, где мы с тобой шопимся в Италии.

— А чем плох шопинг в Италии? — Она приподняла с подушки голову, недоуменно моргнула. — А где же еще шопиться, Глеб? Не в местном же магазине.

— Нам надо соответствовать. Показать людям, что любим классическую музыку в том числе. Что у нас с тобой хорошая семья. И кроме ночных клубешников, мы с тобой посещаем и консерваторию тоже.

— В том числе, в том числе, — проворчала она в подушку. — Тебе надо, ты и иди. Можешь папеньку моего прихватить. Его идея была — тащить тебя в политику. А по мне…

— А что по тебе?

Он рассматривал ее со спины. Со спины Ленка была еще ничего. Красивая фигура, точеная. Нежная кожа, ухоженная голова. Но что же пусто так в ней — в голове этой?

— А по мне, так нечего тебе там было делать, Глеб. Не твое это.

— Много ты знаешь, — фыркнул Глеб, почувствовав легкое раздражение. — А где же мне место, по-твоему?

— Ну, есть у тебя бизнес, Глеб, так и занимайся. Развивайся. Чего ты везде и нигде, а? Кампанию предвыборную затеял, бизнес пустил на самотек. Твой генеральный обворует тебя, так и знай. И на выборах не пройдешь, и без бизнеса останешься. А я тогда от тебя сразу уйду.

— Вот ты дрянь какая, а!

Он крепко сжал правый кулак и занес его над ее лопатками. Ударить, сильно ударить, чтобы она завизжала, хотелось до зуда в руке.

— Может, я и дрянь, Глеб, зато не вру и не притворяюсь. И вообще… Я вернулась, потому что отец попросил. Сказал, что наше расставание может навредить тебе в твоей предвыборной кампании.