Возвращение на Арвиндж - Александр Гергель

– Навылет?

Тоха кивнул, опустил голову и несколько секунд смотрел в землю, потом поднял лицо, посмотрел Андрею прямо в глаза.

– Что делать теперь будем, командир? – спросил Андрей. Он уже понял, что может значить этот прямой взгляд. Обманывать себя не было смысла, можно было и не спрашивать.

– Сам знаешь. С ним нам отсюда не уйти. На склоне они нас через пять минут накроют. Кому-то нужно оставаться.

Они прошли несколько шагов к обратному скату и глянули вниз. Вершинки уходили вниз одна за другой, мягкие и гладкие, словно небрежно брошенное шелковое покрывало, в предвечернем теплом свете. Лететь бы по ним, с одной на другую, огромными медленными прыжками. А там, внизу, за речкой и плоскогорьем, рядом, километров десять, не больше, прямо за Тактической горкой, ждет родная Крепость, батальон. Что стоит второй роте пройти эти несколько километров до горы и подняться? Доскочить на машинах до моста займет полчаса, включая сборы! Андрей вспомнил, как они поднимались в гору ночью. Нет. Бесполезно. Не успеть им. Подъем займет часов шесть как минимум, а стемнеет меньше чем через час. В темноте им здесь долго не продержаться. Он с тоской глядел на склоны гор, но внутри него вместе с отчаянием и тоской уже понемногу поднималась волна злости и ненависти к судьбе. Вот так быстро все кончилось! И это вся жизнь? Последнее, что я увижу в ней, будут эти проклятые склоны, вспышки выстрелов да загаженные птицами камни? Нет, так не пойдет.

Рядом Тоха, наклонив голову, также безмолвно смотрел вниз. «А о чем думает он? – колыхнулась мысль о приятеле, – Тоха, ты тоже не хочешь помирать тут, на проклятом пупке вершины?»

Но спросить Андрей не успел.

– Гордеев! Связь с командиром роты! Живее! – Лейтенант склонился над Тохой и принял от него наушник.

– «Платан-один»! Я «Платан-два». У нас трехсотый. Тяжелый. Как поняли? Прием.

В ответ из наушника захрипело.

– Да, трехсотый. Один.

Снова затрещали помехи. Слов было не разобрать, но по сосредоточенному лицу лейтенанта было понятно – ротный втолковывает ему что-то важное. Дослушав, он сдвинул переключатель и ответил:

– Понял! Постараюсь! Есть. До связи…

Лейтенант отдал наушник и внимательно посмотрел на бойцов.

– Все мужики, уходим. Прямо сейчас все встаем и уходим. Быстро собрать вещи, духам не оставлять ничего. Раненого несем на руках. Второй взвод будет спускаться параллельно и встретит нас вон в той седловине. Вперед, ребята, может, и успеем выскочить.

«Авантюра! Перестреляют они нас сверху. Как в тире будут валить…» – успел подумать Андрей, но тело его уже бросилось на вершину.

Бойцы хватали свои мешки.

– Каску его возьми и автомат, – крикнул Тоха, бросая Андрею окровавленый стальной шлем Сулбекова и накидывая на себя второй бронежилет.

Андрей стал судорожно пихать в мешок каску, и тут на глаза ему попалось одеяло.

– Тоха, одеяло! – заорал он.

– Что одеяло? Бери тоже! Не оставляем ничего! – орал в ответ Антон.

– Да одеяло же! – не унимался Андрей. – На нем понесем!

– Стели на землю! Быстро! Все ко мне. Несем вчетвером по очереди, по одному меняемся каждые сто метров. Бегом. Приготовились. Командуй, лейтенант!

– Вперед! – крикнул лейтенант.

Они подхватили одеяло за углы и бросились вниз по склону.

Его толкнули его в плечо. Андрей почувствовал, как чья-то рука подхватывает угол одеяла, и разжал сведенные судорогой пальцы. Теперь можно было пойти медленнее и дать носильщикам уйти вперед. Андрей оглянулся. Сумрак валился на гору, как густой снегопад. Только что – они не прошли и трехсот метров – вершины заливал ласковый закатный свет солнца. А пять минут спустя ночь набросила на горы прозрачное покрывало. В фиолетово-синеватом небе над вершиной уже можно было различить первые бледные звезды. А ниже звезд, чуть не цепляя близкую еще вершину, неслись над головами малиновые строчки трассеров.

Андрей догнал группу и, толкнув плечом шатающегося бойца, стал перехватывать из его руки край одеяла. Он постарался подстроить свои шаги под общий ритм, и, когда это удалось, раненого перестало мотать. Андрей пробежал сотню шагов, и пальцы снова схватила судорога. Рядом с его кистью мелькнула рука с ножом. Нож был обыкновенным, раскладным, с черной рукояткой в виде вытянувшейся в прыжке белки, из тех, что на гражданке берут на пикники, чтобы нарезать хлеба и колбасы. И этот непонятно откуда взявшийся в этих горах нож полоснул грубую ткань одеяла рядом с его рукой, сделал прореху, и тут же другая рука прошла в нее, приняв тяжесть ноши на себя.

Андрей снова отстал и оглянулся, ожидая увидеть духов на склоне за спиной. Но склон по-прежнему оставался пустым, а небо над ним наливалось темной синевой, все более густой, но по-прежнему прозрачно-стеклянной. Еще один рывок вперед, и группа скрылась в ложбине. Андрей спустился следом, и пригорок закрыл от него вершину. Посмотрев по сторонам, Андрей увидел неподалеку Мурада. Тот медленно пятится вниз, задирая ствол своего пулемета к вершине пригорка, а справа, по соседнему склону, толпой сбегали бойцы второго взвода.

– Пошли, Мурад. Догоняем своих! – на последнем дыхании выдавил из себя Андрей.

Они бегом спустились к подножью очередного холма. Вокруг уже была темнота, только вверху слегка светилось небо, чуть подсвеченное лучами ушедшего за горы солнца, да уходили вверх редкие одиночные трассеры.

* * *

В пустом баре играет ненавязчивая мелодия, и водка, ударив в голову, заставляет окружающий мир слегка покачиваться в такт музыке. Жмурясь от блаженства, я сквозь оконное стекло рассматриваю склон горы с темным провалом пещеры. Скоро оттуда должны появиться наши экскурсанты.

В музыку вклинивается телефонный писк, бармен за стойкой снимает трубку и молча слушает. Любезная полуулыбка на его лице сменяется по очереди сосредоточенностью, озабоченностью, тревогой. Он что-то отвечает, а затем опускает руку с трубкой под стойку. Разговор окончен. Но рука не остается внизу, видимо, набирает номер. Он напряженно ждет несколько секунд, а потом начинает быстро говорить. За музыкой я не только не слышу слов, даже не могу уловить интонации, но по его напряженному лицу видно, что передается серьезная информация. Мне становится тревожно. Нервы шалят или действует водка? Солнечный день начинает меркнуть на глазах, и уже не радует вид спокойных гор в светлой зелени. Бармен снова опускает трубку за прилавок, оглядывает пустой зал и встречается взглядом со мной. Несколько мгновений мы смотрим друг другу в глаза, потом он отводит взгляд. В воздухе уже звенит тревога, она давит мне на уши все сильнее, становится просто невыносимой, так что возникший вдалеке вой сирены кажется облегчением. Звук приближается, обернувшись к широкому окну, я вижу белый фургон с красными крестами, аккуратно катящий по пешеходной дорожке. Звук сирены и мелькание проблескового маячка не вяжутся с черепашьей скоростью, с которой машина приближается к нам. Хочется сказать себе, что это, видимо, за мной, но, вспоминая напряженное лицо бармена, я не могу позволить себе так шутить даже в мыслях. Фургон проезжает мимо кафе и останавливается возле выхода из пещеры. Фигуры в белых халатах скрываются в темноте. Мне не нужно ничего спрашивать, и так все понятно. Остался только один вопрос: «Кто?»