Делец - Оноре де Бальзак

Жюстен. Хорошо еще, что вы не ложились, а занимались всю ночь, потому что таким образом вы смогли...

Меркаде. Принять Годо! Отворить ему дверь вместо вас! Вы загуляли! Вы просто напились, почтеннейший мой Жюстен!

Жюстен. Да мы только остаточки допили.

Меркаде. Если бы тебе удалось распространить слух, что Годо не приезжал, мои кредиторы умерили бы свой пыл, а мне удалось бы добиться от них сносных условий...

Жюстен. Ну и хитер! Если он со временем не разбогатеет, так это будет чертовски несправедливо...

Меркаде. Пошли-ка дядюшку Грюмо к моему маклеру...

Жюстен. К господину Бершю, на улицу Фий-Сен-Тома? А ему-то дядюшка Грюмо может сообщить о приезде господина Годо?

Меркаде. Жюстен, ты выйдешь в люди! Смотри, чтобы никто меня не беспокоил, пока я не позвоню.

Меркаде один.

Меркаде. Когда Магомет отыскал трех праведников (а это дело нелегкое!), он справедливо счел, что весь мир в его руках. У меня уже есть Жюстен. А второй? Вторым злоупотреблять не следует... Если в возвращение Годо поверят, я выгадаю неделю, а в отношении платежей «неделя» равна «двум неделям». Сегодня утром я от имени Годо куплю на триста тысяч франков акций «Нижней Эндры», опередив Верделена. Когда же Верделен... Он, видите ли, считает, что я не могу быть ему конкурентом, и не догадался заинтересовать меня в этом деле... Когда он станет скупать эти акции, он тем самым вызовет их повышение. Вдобавок минувшей ночью я написал письма нескольким акционерам, требуя опубликования отчета, которое задерживается благодаря подкупу Верделена... Бершю тиснет это письмо во всех газетах; в несколько дней акции подымутся на двадцать пять процентов выше номинала; я получу шестьсот тысяч барыша. Триста тысяч пойдут на оплату этой покупки. Остальными деньгами расплачусь с кредиторами. Да, мой друг Годо добьется от них скидки тысяч в восемьдесят. Освободившись от долгов, я становлюсь хозяином положения. (Величественно прохаживается.) Смело задумано! Я сам вытребовал дорожную карету от каретника с Елисейских полей, сказал, что хочу, мол, выехать ночью. Только этот чертов кучер, которого я подкарауливал, чуть было не испортил все дело, когда начал рассыпаться в благодарностях... Слишком уж много я дал ему на чай. Ошибка! Ну, а теперь поборемся! (Отворяет дверь в свою комнату.) Мишонен! Судейский пристав пришел!

Меркаде и де ла Брив, входит в испуге.

Меркаде. Успокойтесь! Это я только так, чтобы вас разбудить! In vino varietas[18].

Де ла Брив. Сударь, кутеж для меня то же, что гроза для природы, — все освежается, зеленеет еще ярче! Мысли так и растут, так и цветут.

Меркаде. Вчера, любезный друг мой, нам, к сожалению, помешали докончить наш деловой разговор...

Де ла Брив. Я все прекрасно помню, дорогой тестюшка. Мы установили, что наши фирмы не в состоянии выполнить свои обязательства... В скором времени нас, как говорится у биржевых зайцев, пустят с молотка. Вы имеете несчастье быть моим кредитором, а я имею счастье быть вашим должником, обязанным уплатить вам сорок семь тысяч двести тридцать три франка с сантимами...

Меркаде. Как видно, вы не ощущаете в голове ни малейшей тяжести.

Де ла Брив. Ни малейшей — ни в карманах, ни на совести. В чем же можно меня упрекнуть? Проматывая свое состояние, я давал хороший барыш всем отраслям парижской торговли, даже совсем неведомым. А еще говорят: мы бесполезны, мы — бездельники! Бросьте! Именно мы оживляем денежное обращение...

Меркаде. Путем обращения к денежным займам...

Де ла Брив. Верно, но когда источники иссякли, деньги стали обходиться мне недешево: следовательно, я достойно почтил их. Из них сделали божество, и, служа ему, я не поскупился на расходы.

Меркаде. Да у вас еще остался здравый ум!

Де ла Брив. Увы, ничего другого у меня не осталось.

Меркаде. Это будет нашим Монетным двором. Ну, так вот! Судя по вашему настроению, мне особенно распространяться не придется.

Де ла Брив. В таком случае, папа, я сяду. Мне сдается, что вы, как говорится у нас, у лошадников, запутались в собственных вожжах.

Меркаде. В делах каждый имеет право быть изворотливым.

Де ла Брив жестом выражает согласие.

Излишняя ловкость — еще не неразборчивость, неразборчивость — еще не легкомыслие, легкомыслие — еще не бесчестность, но все эти качества входят одно в другое, как ручка складной лорнетки...

Де ла Брив (в сторону). Видно, он поил меня не для моего удовольствия.

Меркаде. Короче говоря, оттенки тут едва уловимы... важно одно, не переступать черты дозволенного Сводом законов, а в случае успеха...

Де ла Брив. Э, черт побери — успех! Я уже сказал как-то, и представьте, все хохотали: успех — великий проходимец!

Меркаде. У нас с вами полнейшая общность взглядов!

Де ла Брив. Сударь! На почве, которую мы с вами избрали, сходится немало великих умов!

Меркаде. Вы уже вступили на наклонную плоскость, а она ведет к той самой ловкости, которую глупцы ставят в упрек дельцам. Вы вкусили от терпких и пьянящих плодов парижских удовольствий. Тщеславие уже впилось своими стальными когтями в ваше сердце. Роскошь стала неразлучной спутницей вашей жизни. Для вас Париж начинается у площади Этуаль и кончается в Жокей-клубе. Для вас Париж — это мир женщин, о которых говорят слишком много или вовсе не говорят...

Де ла Брив. Верно!

Меркаде. Это — дурманящая атмосфера редакций, светского острословия, театральной рампы, политических кулис, это — широкое море, где возможен богатый улов! Либо продолжать эту жизнь, либо пустить себе пулю в лоб...

Де ла Брив. О нет! Лучше продолжать, но отнюдь не...

Меркаде. Чувствуете вы в себе способность удержаться, не забрызгав грязью лакированных башмаков, на высоте ваших пороков и господствовать над умными людьми могуществом капитала, силою изворотливости? Сумеете ли вы лавировать между теми двумя утесами, у подножия коих обычно терпят крушение светские люди: между грошовой кухмистерской и долговой тюрьмой?

Де ла Брив. Но вы, словно тать, забрались мне в душу: ваши мысли — мои мысли. Что вы от меня хотите?

Меркаде. Хочу спасти вас, введя в деловой мир.

Де ла Брив. Каким путем?